Тахир вскрыл железный сейф в уголке тамбура, с трудом там можно было разместиться. Зараза, холодно опять же, но речь не об удобствах, а о жизни шла. Тахир ее уже особенно не ценил, но дал зарок до Алма-Аты добраться и на могилу отца сходить. Терпел, запечатанный в сейфе, часа три, тело затекло, болело. За это время его «приятели» несколько раз пробегали, все громче бухая дверьми и матерясь. Можно было представить, какой шмон они устроили в вагонах. На слух определил, что их четверо.
В какой-то момент они собрались вместе и пошли в последний вагон, чтобы начать все заново, а Тахир лежал между вторым и третьим с конца. Вылез, за несколько секунд кое-как восстановил чувствительность в руках и отцепил последние вагоны. Дальше — дождался приличного, с остановкой, переезда трассы. Чтобы, как хиппи, выскочить и уже автостопом преодолеть остаток пути до Питера.
Все, в общем, получилось, кроме одного, — оказалось, что уже месяц, как полеты в Алматы из Быково отменены. Он рыскал в аэропорту приставал ко всем, — не нашлось ни одной коммерческой авиакомпании, чтобы взялась перекинуть его транзитом, пусть даже с несколькими пересадками. Он отправился к ребятам на летное поле, потолковал, за мзду те родили нужное решение. Довезли глубокой ночью на «газике» в расположение летных частей, на военный аэродром, свели с нужными людьми: и уже через четыре часа брюхатый «ил» взмыл в ненастное питерское небо, пугая перелетных гусей в небе над болотцами тундры.
А Тахир завернулся в прихваченное у Толстого одеяло, тянул помаленьку, чтобы не до белой горячки, «Абсолют» из горла, сперва закусывал растворимым кофе, затем нашел галеты, упаковки с тошнотворными американскими сосисками: все сгодилось. Прижимал к боку свеженький, в смазке АКМ с мешком запасных рожков. Все, вроде все, отход выдался на ништяк. И от крови за спиной, от мертвечины, нарубленной им последние дни, ни сна, ни покоя, ни аппетита. «Лишь мальчики кровавые в глазах…» — вспомнилось Тахиру.
Это Марина как-то, уже давно, вытащила его в прославленный театр на Таганке, театр Высоцкого, на спектакль о Борисе Годунове. Царь ухлопал мальчика-претендента. И переживал. А фраза, гляди ты, застряла мусором в голове. Не зря Тахир считал — туфта все эти ихние спектакли.
Сели в районе Коачагая, там издавна был учебный центр для десантных подразделений. Летчики разгром, учиненный Тахиром, заметили, но претензий не предъявили — надо было удивляться, что еще живым долетел. Полет длился часов восемь. Да и «калашников» он под рукой держал. Так что простились почти друзьями: жахнули по двести грамм.