Марк давно уже ощутил на себе, что рабство – это невыносимая ноша, и те, кто живет в рабстве, постоянно пребывают в беспросветном отчаянии, словно в темной бездонной яме. И эта мысль наполняла его невыразимым ужасом. Марк внезапно понял, какая сила подтолкнула Спартака восстать против рабства, несмотря на чудовищный риск и огромные трудности, что стояли перед ним. «И какой же невероятной храбростью он должен был обладать!» – подумал Марк. Спартак ведь восстал не просто против рабства, не просто против Рима, но и против самого смысла постоянного подчинения. Он полностью осознал, какой ужас таит в себе вся эта система. И это знание подтолкнуло Спартака к войне с Римом, и он сражался до последнего вздоха. Марк с благоговением думал о человеке, давшем ему жизнь. Он лишь теперь начал понимать всю глубину преданности его последователей – людей вроде Брикса и Мандрака, которые поддерживали огонь бунта и питали ту же надежду, какую все рабы втайне хранили, словно некое сокровище.
И теперь, воссоединившись с матерью, Марк начинал видеть новое будущее. Он уже не мог вернуться к прежней, утраченной жизни. Эта дорога была закрыта. Он перерос ее и должен был нести ту же ношу, что и его отец до него. Это была борьба против чудовищной несправедливости, в которой ему придется принять участие. И альтернативы этой борьбе не было, потому что иначе оставалось лишь позорно склониться перед величайшим из зол, известных человечеству. Наконец-то Марк понял сердце своего отца, наконец-то он впервые смутно увидел его черты мысленным взором. Измученное заботами, напряженное лицо, решимость в стальном взгляде и едва заметная улыбка одобрения… как будто он знал, что умер не напрасно. Что то великое дело, которому он отдал свою жизнь, продолжает жить в его сыне.
Марк поднял голову и твердо посмотрел в вопрошающие глаза матери.
– Этот день может прийти, мама. Но только тогда, когда созреет момент. И только если я решу продолжить дело отца. Ты сказала, что мы не должны позволить прошлому управлять нами. Что ж, я тоже так думаю. Я свободен. Я никому не принадлежу, и я не раб мечты другого человека.
Ливия хотела было возразить, но промолчала. Наконец она покачала головой и опустила глаза.
– Ты прав. Твой отец гордился бы тобой, как горжусь я.
От ее слов на сердце у Марка потеплело.
– А твои друзья это знают?
– Луп знает. Он в свое время узнал все от Брикса.
– А этот мужчина, Фест?
– Я побоялся ему рассказать.
– Почему же?
– Я познакомился с ним, когда меня купил хозяин школы гладиаторов. В то время Фест был главой телохранителей Юлия Цезаря.