Следующие несколько минут Эссен и Бахирев могли общаться только криком – уши заложило от удара. Тем не менее руководство боем не было утеряно, и повреждения «Рюрика» носили, скорее, косметический характер. Броня тяжелого крейсера оказалась не по зубам японским фугасам, пожары тушились, орудия продолжали действовать, всаживая снаряд за снарядом в обреченный уже «Идзумо». Тот уже лишился всех труб, кормовая башня не пережила второго попадания, и погреба не взорвались лишь чудом. Тем, кто внутри, правда, от этого было не легче. Десятидюймовый снаряд как иглой проткнул крышу башни и взорвался внутри, превратив всех, кто там находился, в тонко размазанный по искореженной броне фарш. Скорость корабля упала до несерьезных шести узлов, всю кормовую часть затянуло густым дымом, и лишь носовая башня продолжала вести огонь, редкий и неприцельный. Управление эскадрой было практически утеряно, и Камимура в боевой рубке мог лишь сыпать проклятиями. Сейчас он уже не пытался сдерживаться – вчерашняя победа на глазах превращалась в жестокое поражение, и, похоже, его крейсеру предстояло стать первой жертвой этого боя.
Командир идущего вторым крейсера «Адзума» капитан первого ранга Фудзии проявил разумную инициативу и попытался прикрыть флагман слишком поздно. В принципе ничего удивительного в этом не было – всю эту войну, да и практически всю предыдущую японцы воевали в условиях, выгодных для себя, когда дисциплина и четкое выполнение приказов командования стоит выше личной инициативы командиров кораблей. Это в общем-то было их преимуществом по сравнению с русскими, у которых любой командир броненосца считал себя не глупее адмирала. Может, и так, вот только всю картину происходящего видит именно командующий, а не ограниченный собственным мостиком командир отдельно взятого корабля. Однако сейчас избыточная дисциплинированность японцев играла против них вообще и против Фудзии в частности. В тот момент, когда он принял левее и вклинился между флагманским крейсером и наглым русским, в погребах крейсеров, изрядно опустошенных вчерашним боем, практически не осталось снарядов, и продолжение боя стало безумием. Но еще большим безумием с точки зрения японцев было оставить своего адмирала на растерзание, а что так и произойдет, если они попытаются отойти, не приходилось сомневаться. Русским тоже досталось, с японских крейсеров были хорошо видны пожары, но они легко держали ход, точно стреляли и намеревались повторить маневр, не удавшийся им в начале сражения. Плавный поворот с выходом в голову японской колонны и мощный продольный огонь – чем это кончится, было понятно всем.