Багдашская усадьба славится своим фруктовым садом, но едва ли заслуженно; по крайней мере, поданные нам яблоки – сладкие, но мелкие и червивые – оказались много хуже турфанских. Она известна также как центр ханского коневодства.
Говорят, что некогда багдашские лошади считались лучшими во всем Притяньшанье, теперь же от этой былой славы осталось немного. Ураган инсуррекционного [повстанческого] движения шестидесятых годов, так жестоко обрушившийся на Хамийский оазис, разметал и хамийские табуны, так что, когда Шах-Махсут принял наконец бразды правления над разоренным краем, то не нашел в княжеских конюшнях ни одной доброй лошади. Их пришлось собирать поодиночке, скупая что и где только возможно, лишь бы принадлежность к прежним ханским табунам не подвергалась сомнению. Так было сведено десятка два порядочных маток и несколько плохих жеребцов, которые и положили начало теперешнему заводу.
Из расспросов я убедился, что приемы коневодства в Хами те же, что и в наших степных хозяйствах: матки разбиваются на косяки, к которым подпускается по одному жеребцу, причем никакого сознательного подбора не производится. Лошади круглый год находятся на подножном корму и подкармливаются заготовленным сеном лишь в самых исключительных случаях. Молодые, плохо развитые жеребцы холостятся и выводятся из табуна, кобылы же вовсе не сортируются.
В Багдаше мы пробыли не более получаса. Убедившись, что мы не останемся у него ночевать, Садык-бек дал понять, что в таком случае нам следует торопиться, дабы успеть еще засветло перевалить через Ортамский отрог, крутой и каменистый. Под впечатлением этих слов мы даже отказались от чая и, наскоро покончив с дыней и сухими закусками, рысью выехали из усадьбы по направлению к видневшемуся на юге ущелью Гаиб.
Речка Гаиб выбегает в Багдашскую котловину с запада и, соединившись здесь с Багдашским ручьем и приняв его направление, устремляется шумным потоком на юг, в глубокую щель между крутыми сиенитовыми утесами.
В этом ущелье царил уже полусумрак. Солнце успело закатиться за высокий гребень правобережных скал и бросало из-за них прощальные лучи на вершины противоположных гор. Мы жадно следили за тем, как одна за одной потухали эти вершины, и все шибче и шибче погоняли вперед лошадей. Но, увы, у меня на руках была съемка пути, связанная с остановками, которые приходилось делать чуть не на каждом километре. Они нас задержали настолько, что к перевалу мы подъехали уже в глубокие сумерки.
– Ну что ж! Выберемся на гребень, так опять будет светло!
И с этой мыслью я стал взбираться на гребень отрога. Но дорога, до этого места хорошо наезженная, с прочными новыми мостами, вдруг превратилась в узкую тропу и, вильнув в сторону, пошла под гору.