Он все рассчитал правильно.
Пронзительный скрип открывающейся двери. Пустой дверной проем. Теперь рывок вперед и вправо. Осадчему был хорошо известен этот прием. Его применяли все подразделения спецназа. Он назывался «крючок». Сейчас боец пойдет «крюком» от правой стены к левой, прижавшись спиной к стене и контролируя все помещение. Оружие будет следовать за взглядом, словно третий глаз. Конечно же, он посмотрит и наверх.
«Не дать!» – подумал Осадчий.
Сверху он хорошо видел этого человека. И… прыжок! Молниеносный. Еще в прыжке – удар по загривку. Едва слышное: «Ничего, парень, жить будешь…»
Сидя на корточках возле поверженного противника, Никита Осадчий методично осматривал его карманы. Документов не было. Телефон, наушник-рация, два пистолета, два ножа. Взяв телефон, Осадчий посмотрел состояние связи. Связи не было.
– Ряхин, что там у тебя?
Осадчий надел наушник переговорного устройства.
– Вену мне перебил, сука. В тоннель ушел… – скороговоркой произнес он.
– Спускаюсь, держись!
Осадчий оттащил бойца на край платформы и положил так, чтобы его было видно с лестницы.
– Здоровый, кабан… – выдохнул он и отер пот с лица.
Топот ног по стальным ступеням приближался. Еще мгновение, и для ушей, привыкших к тишине, он станет просто нестерпимым.
Осадчий проверил магазин, сунул пистолет за пояс и полез в нишу технического люка.
Зажав автомат в руке, боец бежал вниз.
Вот он увидел лежащего на платформе напарника. Это было как раз возле ниши технического люка. Вид распростертого тела друга и следующая за этим жажда мести, как правило, делают нас менее внимательными и рассудительными. На это и был расчет. Боец, не останавливаясь, проскочил мимо. Осадчий нажал на спуск. Пистолет чавкнул. Из-за глушителя выстрела не было слышно. Топот разом оборвался, будто спускавшийся по лестнице человек налетел на невидимое препятствие. Тело мягко покатилось вниз, на платформу.
Осадчий знал, что попал бойцу в ногу и что, оказавшись внизу, тот тут же рывком откатится за дверной проем, сделав его своим надежным укрытием, и еще в движении начнет ответный огонь. Поэтому, что было сил, он рванул вверх по лестнице.
«Дзень… Дзень… Дзень…» – пели пули, плющась о сталь ступенек, но он уже был недосягаем.
Марина плакала. Крупные слезинки одна за другой скатывались по ее грязным щекам, оставляя за собой извилистые светлые дорожки. То ли от слез, то ли от нервов ее била мелкая дрожь.
– Я думала, он нас убьет. Я просто… просто уверена была… в этом, – сказала она прерывающимся шепотом. – Я… Я так… так испугалась. Я даже… даже описалась… – запинаясь, выговорила она. – Как заорет! Как глазищами зыркнет! И пистолет мне в нос… Я думала … думала … выстрелит. В меня… Понимаешь?