– Тихо… Тихо, девочка. Все будет хорошо.
Хабаров сидел рядом, привалившись спиной к заиндевевшей бетонной опоре, запрокинув голову назад, закрыв глаза.
– Я… Я оружие с детства… – она поморщилась. – Отец, как напьется, за мамкой с ружьем бегал. Я забьюсь… забьюсь под крыльцо, трясусь… От страха…. А потом… Потом слышу бах, бах. Сижу и думаю, маму убил или нет… – прошептала она ему в ухо и ткнулась холодным мокрым носом в щеку.
– Ты совсем замерзла.
Он обнял ее, прижал к себе. Девушка прильнула к нему, прижалась к его колючей щеке своей мокрой щекой.
– Скоро все это закончится… – устало и безразлично сказал он.
Груз событий последних суток, тягучей усталостью разлитый по всему телу, сделал Хабарова апатичным и заторможенным.
– Зачем мы здесь сидим? Бежать надо! – вдруг сказала Марина.
Он потер лицо ладонями, взъерошил волосы и замер, устремив неподвижный взгляд в одну точку.
– Не надо никуда бежать.
– Лысый вернется и убьет нас!
– Этот человек не причинит нам зла.
– Откуда ты знаешь?
– Знаю.
Хабаров привлек к себе девушку, распахнул теплую куртку Осадчего и спрятал ее закоченевшие руки на своей груди. Она склонила голову ему на плечо, со слезами в голосе прошептала:
– Я не хочу умирать! Я хочу жить и встретить такого мужика, как ты! Слышишь?! – она легонько толкнула его руками в грудь.
Он вяло усмехнулся.
– У меня родители в Припяти жили. Попали под аварию на Чернобыльской АЭС. Отец два месяца протянул, а мама полгода. Мне повезло. Я уже в Москве жила. К тетке Алевтине уехала, маминой сестре. Пожила у нее… – девушка вздохнула. – Туда не ходи, сюда не лезь, это не трогай, то принеси… Домработницей у нее была. Они все, Сорокины, такие. Потом мне брат комнатку в коммуналке снимал. Он адвокат. Шипулькин Дмитрий Романович. Я в нем души не чаяла… Ты слушаешь?
Она шевельнулась, попыталась рассмотреть лицо Хабарова.
– Конечно, – хрипло выдохнул он.
– Знаешь, мы всегда очень хорошо думаем о родных. Они просто не могут, не имеют права быть негодяями. А мой брат оказался негодяем…
Она замолчала. Ладонями вытерла слезы. Он не торопил.
– Это было два года назад. Брат рассказал мне, что на улице к нему подошел какой-то лысый бандит и пообещал зарезать, если брат не признается в убийстве девятилетней давности. Дима плакал, не знал, что делать. Он напился и рассказал мне, что в Иерусалиме, где был в командировке, он убил гримершу из их съемочной группы. Он зарезал ее прямо в номере, спящую…
– Как, ты сказала, фамилия тетке?
– Сорокина. Алевтина Сорокина.
– А брату – Шипулькин?
– Да. Как мне. Этот бандит… Он подошел к брату на улице. Лысый такой. Здоровый. На нашего мучителя похож. Я не знаю, что он ему сказал, но в этот же день брат пошел в милицию и во всем признался. Брата судили. На этапе его нашли мертвым в железнодорожном вагоне. Я потом долго боялась, что ко мне придет тот человек, что девять лет сидел вместо брата. Я даже свет по вечерам не включала. Закроюсь и сижу как мышка. Два года прошло, а я все боюсь его встретить. Так будет стыдно в глаза смотреть…