– Ты стараешься обидеть меня. Это я поняла. Но я… Я не поняла… зачем? – В ее голосе звучали слезы, и последняя фраза далась ей с трудом.
Хабаров встал, подошел к окну, распахнул форточку, достал сигарету, щелкнул зажигалкой.
– Скажи, это обязательно: выяснять отношения? Невозможно без этого? – резко сказал он.
– Я только пытаюсь тебя понять.
– Ты пытаешься меня достать! Утром своим сопливым слизняком-гаишником, вечером своим пониманием!
– Вообще-то это ты притащил девицу в нашу постель.
Он резко обернулся.
– Чего ты от меня хочешь?! Я такой, какой есть!
– Спокойно, Саша. Я сейчас уйду. У меня же есть целый загородный дом! – она прикрыла рот рукой, стараясь не расплакаться. – Но я прошу тебя…
Алина положила руки ему на плечи, коснулась мокрой щекой его спины. Тонкая ткань пуловера тут же промокла, и Алина почувствовала, как его спина напряглась и сам он замер от этого прикосновения.
– Я прошу тебя, объясни мне. Наша первая ночь здесь, наши скитания по тайге, наша встреча в лесу у Перетрясова, твой визит в больницу… Ты помнишь, что ты мне говорил? Ты помнишь, как ты мне этого говорил? Как мне с этим жить?
Он не обернулся, не проронил ни слова.
Когда она ушла, Хабаров позвонил Тасманову.
– Леш, она ушла. Совсем. Я тебя очень прошу, поезжай к ней. Она в ужасном состоянии. Поезжай немедленно! Ты понял меня?! Леша, прямо сейчас!
По скупо освещенным бетонным плитам он шел к самому краю строящегося моста через Клязьму. Среднего пролета еще не было. На его месте чернела пропасть шириной метров в шестьдесят. У самого ее края Хабаров остановился. Где-то далеко внизу была река с торчащими из нее быками под средний пролет. Середина реки не замерзла и извивалась черной блестящей змеей.
«Метров восемьдесят, не меньше, – подумал Хабаров. – Секунды три свободного падения…»
Он сжал пальцами веки, противясь быстрой на слезы, расслабляющей жалости к себе. Он-то думал, что теперь, защищенный выстраданным счастьем, стал неуязвим для козней судьбы! Он ошибся. Разжав пальцы, он провел рукой по лицу, будто стирая нахлынувшие чувства.
«Бедная моя девочка…Что сейчас с тобою творится? Прости меня. Я принес тебе столько страданий…»
Он представил себе ее нежные, печальные глаза, ее ласковые теплые ладони на своем лице, ее безвольные губы под его поцелуями… Всего этого уже нет. Было. Когда-то. А теперь – нет. Когда-то давно он мог жить. Теперь жизни не осталось совсем. Вместо нее сожаление и боль…
Хабаров повернулся и быстрым шагом направился к брошенной у въезда на мост машине.
Тасманов укрыл ее пледом, взял из рук чашку с выпитым чаем, куда подмешал снотворное.