. Но я боюсь, что он разразится гомерическим хохотом, когда правоверный еврей Грец станет уверять его, что учение Христа есть старое еврейское учение, только в новом облике, что тогда наступило время, когда основные истины еврейства, вся полнота возвышенных мыслей о Боге и святой жизни для каждого человека и для государства должны были хлынуть в пустоту других народов и принести им богатое содержание
[25].
Кто хочет созерцать явление Христа, тот пусть сорвет это покрывало с глаз своих. Учение Христа не есть венец еврейской религии, а его отрицание. Именно там, где душа занимала самое незначительное место в религиозных представлениях, там и возник новый религиозный идеал, который в противоположность другим великим попыткам постигнуть внутреннюю жизнь, будь то в мыслях или в образах, учил, что в душе человеческой заключается вся суть этой «жизни в духе и истине». Отношение к еврейской религии в лучшем случае могло быть понято в смысле реакции; душа есть, как мы видели, первоначальный источник всякой истинной религии; и именно этот источник был почти совершенно засорен у евреев их формализмом, их жестокосердным рационализмом. К нему-то и возвращается Христос. Немного есть вещей, которые позволяют так глубоко заглянуть в божественное сердце Христово, как именно Его отношение к еврейским религиозным законам. Он соблюдал их, но без усердия и не придавая им значения; и лишь только какой-нибудь закон заграждал путь, по которому Он шествовал, Он устранял его не задумываясь, но так же спокойно и без гнева. Что тут общего с религией! «Человек[26] господин и субботе»: для еврея, конечно, единственно Иегова был господином, а человек – Его холопом. О еврейских законах относительно пищи (столь важный пункта их религии, что споры об их обязательности продолжались еще и в первые века христианства), Христос говорит так: «Не то, что входит в уста, оскверняет человека; но то, что выходит из уст, оскверняет человека…» «Ибо изнутри, из сердца человеческого исходят злые помыслы… Все это извнутри исходит и оскверняет человека»[27]. То же самое можно сказать об отношении Христа к Писанию. Он говорит о нем с уважением, но без фанатизма. Замечательно, как он пользуется Писанием для своей цели: и над Писанием он чувствует себя «господином» и в случае надобности обращает его в противоположную сторону. «На сих двух заповедях утверждается весь закон и пророки», – говорит Он. – «Возлюби Господа своего и ближних своих». Это звучит здесь почти как ирония, если подумать, что Христос ни единым словом не упоминает о «страхе Божием», который, однако, составляет (страх, а не любовь) основу всей еврейской религии. «Страх Божий есть начало мудрости», – поет Псалмопевец. «Иди в скалу и сокройся в землю от страха Господа и от славы величия Его», – восклицает Исайя израильтянам, и даже Иеремия как будто позабыл, что существует закон, по которому человек должен «возлюбить Господа Бога своего всем сердцем своим, всею душою своею и всеми силами своими»)