. И если малыш, которому было всего три года, «слишком шумел в детской, которая находилась далеко от кабинета, Прокофьев открывал дверь и кричал по-русски: «Грогжи, принеси мне зеленую линейку для хорошего шлепка по заду». Святослав вопил по-французски: «Нет, нет!» – и замолкал»
[254].
Несмотря на непростой характер Прокофьева, Горчаков относился к нему с благоговением. Сохранились отдельные воспоминания Горчакова о жизни Прокофьевых на улице Труаен до переезда на авеню Фремье. Горчаков рассказывал о чудачествах Прокофьева и о его бешеной работоспособности, особенно когда поджимали сроки. Горчаков вспоминал, как Сергей записывал неожиданно пришедшие на ум мелодии на первых попавшихся клочках и обрывках. Сергей испытывал облегчение, перенося свою мысль на бумагу. В общественных местах он мог начать играть на воображаемом рояле. А бывало, что Сергей неожиданно терял нить разговора и устремлял вдаль пристальный взгляд[255].
В то время как остальные домочадцы соблюдали полную тишину, Сергей бесконечно повторял «блоки фантастических диссонансов», от которых дрожали стены. Прокофьевых давно бы выселили, но, по счастью, внизу жили русские, которые «могли терпеть все виды музыкальных пыток или были глухими».
Горчаков утверждал, что Сергей из-за перегруженности работой иногда «терял чувство времени и пространства»[256]. Как-то он «прекратил работать, когда до священного времени файф-о-клока оставалось прилично времени, и, предупредив жену, что вернется к пяти, отправился прогуляться по набережной Пасси. Подошло время чая, но Прокофьев все не шел. Около десяти вечера открылась дверь, и появился Прокофьев – во время прогулки начал прокручивать в уме некоторые пассажи из «Огненного ангела» и незаметно дошел от Парижа до Версаля через Медонский лес»[257].
Грогжи время от времени приезжал к Прокофьевым в Сен-Пале-сюр-Мер. На лето они сняли дом на Атлантическом побережье, вблизи Руайана. Прокофьевы рассчитывали, что там будет спокойнее, чем на курортах, находившихся севернее, но погода не радовала. Дом был огромный, настоящая находка, с хорошей мебелью, чистыми стенами и полами и большим балконом, с которого Сергею очень удобно было любоваться звездным небом… С одной стороны раскинулось цветущее поле, с другой – океан. Сергей продолжал работать над «Огненным ангелом», решив положиться на волю судьбы. В конечном счете предварительная договоренность с Берлинской оперой была аннулирована; это был сокрушительный удар, но Сергей отказывался признавать поражение. Он работал над оперой восемь лет и хотел увидеть ее на сцене. Летом 1928 года в Париже Сергей услышал фрагменты второго акта в исполнении оркестра под управлением Сергея Кусевицкого, но разве этого он хотел? Нина Кошиц исполнила партию гадалки. На шестнадцатом году карьеры она не могла претендовать на роль главной героини, Ренаты, к тому же Кошиц слишком часто пела в кабаре, и это отразилось на ее голосе не в лучшую сторону. Пресса постановку проигнорировала, а люди, на которых Сергей хотел произвести впечатление, остались равнодушны.