С тех времен сохранилась только одна фотография Лины, и на ней запечатлен один из таких спектаклей. Фотография сделана в Абези 29 июня 1955 года. Ни один из ныне живущих членов семьи Прокофьевых не смог объяснить, откуда взялась эта фотография. Снимок выглядит довольно странно – Лина сидит на возвышении, на узкой деревянной скамье, а за спиной виднеются две невысокие березы. На Лине полинявшее, застиранное платье в серую полоску, руки на спинке скамейки. Она смотрит вдаль, явно пытаясь передать какие-то чувства, но ей это не удается. Фотографию обрамляет широкая белая полоса с узорами; скорее всего, это официальная фотография, сделанная для отчета о проведении культурно-массовой работы в лагерях. На фотографии сцена из спектакля, поставленного в Абези. Лина на сцене ГУЛАГа.
Воспоминания женщин, которые были с Линой в лагерях, сильно отличаются, поэтому восстановить точный порядок событий трудно. Черницкая, к примеру, рассказывала, что Олег приезжал на свидание к Лине в Абезь до смерти Сталина, но на самом деле ему удалось получить разрешение только после кончины вождя. Черницкая вспоминала, что духи были запрещены, и политическим заключенным «не дозволялось произносить слова «Родина» и «Сталин»[522]. Когда Черницкую выпускали из лагеря, с ее формы сняли номер и под страхом смерти приказали забыть его.
В рассказах Таратуты тоже присутствуют неточности. Ее отправили в лагеря по обвинению в шпионаже в 1937 году, но Таратута была амнистирована за три года до окончания срока в 1954 году. По ее воспоминаниям, Лина была доброй женщиной, очень заботилась о личной гигиене и скучала по близким.
По воспоминаниям еще одного свидетеля, писателя Владимира Пентюхова, начальницу женской колонии в Абези звали майор Баба или Бабушка. «Это была пожилая высокая и тощая грудью женщина, по слухам старая дева. И еще говорили, что в девичестве она отбывала срок за какое-то хулиганство, а когда отбыла, устроилась на работу в ВОХР по охране заключенных. На этой службе она в чем-то отличилась, и ее перевели в женский лагерь надзирательницей. Там она доросла сначала до начальника надзорслужбы, а еще спустя какое-то время ее приняли в партию и назначили начальницей женской колонии. С тех пор и начальствует. И это у нее неплохо получается, поскольку ее коллектив работает без замечаний по работе и по быту»[523]. С какого-то времени майор Баба сняла ограничение на количество писем, которое разрешалось отправлять из лагеря, и Лина стала писать сыновьям чаще. Вести переписку со знакомыми не следовало, поскольку письмо, полученное от «врага народа», могло навлечь на адресата беду – его могли арестовать за участие в тайном сговоре. Лина не писала Сергею, и он не писал ей, но посылал деньги через Святослава и Олега. Лина грезила о нем, и однажды ей даже показалось, что она видела его в бригаде мужчин-заключенных. Он, вероятно, арестован из-за нее, решила Лина. Это было в 1953 году, незадолго до того, как Сергей скончался от внезапного обширного инсульта. После этого она часто видела его во сне, «улыбающегося и говорящего со мной и стремящегося сказать мне что-то важное, но о чем, я не знаю»