На следующий день они репетировали, а затем выступали в Accademia Nazionale di Santa Cecilia (Национальная академия Санта-Чечилия)[210]. Организаторы неверно составили график и велели Прокофьевым одеться как для дневного спектакля, поэтому им пришлось извиняться перед зрителями за внешний вид, не соответствовавший более торжественному вечернему представлению. Возможно растерявшись из-за конфуза, Лина выступила неудачно и получила сдержанные аплодисменты. На следующем концерте в Сиене 11 апреля она тоже не сумела произвести впечатление. Она пела лучше, чем в Риме, но Сергею показалось, что зрители не смогли понять музыку.
В Италии, как и во время турне по Америке, Прокофьевым опять пришлось пройти проверку на выносливость. Они заснули в «Гранд-отеле» в Сиене в полночь 11 апреля, встали в шесть утра и в восемь утра уехали в Геную. Поезд прибыл в Геную в шесть вечера, концерт начался через три часа, и снова у Прокофьевых не было подходящих нарядов. Во время поездки Лина охрипла. Сергей объяснил зрителям, что выступит один, поскольку жена неважно себя чувствует, и в программе вместо французских, русских и испанских песен прозвучит Вторая фортепианная соната. Несмотря на начавшуюся простуду, Лина смогла выступить спустя пять дней во Флоренции и испытала радость, получив вместе с аплодисментами букет роз за исполнение песен Мясковского.
Поездка истощила ее силы, простуда не отпускала, и она не смогла выступить на концерте в Неаполе. К тому же Лина была задета, когда устроители концерта равнодушно встретили известие о ее болезни – звездой программы был Сергей. Для него это был самый обычный концерт, но тут произошло неожиданное событие – в зале появился дважды отправленный в ссылку русский писатель и агитатор Максим Горький. Он жил с сыном и невесткой в большом доме в Сорренто, где благодатный средиземноморский климат помог ему справиться с туберкулезом. Когда-то Горький был близок с большевистским лидером Лениным, но в 1918 году они поссорились. Горький публично осудил Ленина за то, что, начав проведение масштабных репрессий, он изменил идеалам революции. Горький отправился в изгнание в Сорренто в 1921 году. Причиной послужили арест и расстрел в Петрограде процаристского поэта Николая Гумилева. Горький ездил в Москву к Ленину и просил за Гумилева, но бумага о помиловании пришла слишком поздно.
Горький пригласил Лину и Сергея на свою запущенную, неуютную виллу, расположенную на скалистом мысу. Во время обеда он настоял на том, чтобы пить французское, а не итальянское вино, о чем Сергей с иронией упомянул в своем дневнике, отметив также неприятный хронический кашель Горького, который он сравнил с собачьим лаем. У писателя были длинные густые усы, и он курил, несмотря на больные легкие. Лина, похоже, понравилась Горькому, и он старался произвести на нее впечатление, рассказывая о приютах, которые он организовал на юге России для детей, сирот революции и Гражданской войны. Кроме того, Горький говорил о медицинской помощи, оказываемой в этих заведениях. Его рассказы напомнили Лине о благотворительной деятельности Екатерины Брешко-Брешковской, «бабушки русской революции» – той самой, у которой Лина работала в течение месяца в 1919 году в Нью-Йорке. Постепенно разговор о проблемах культуры превратился в обсуждение политических и экономических вопросов. Горький настаивал на том, что для реализации принципов социализма основную роль играет просвещение. Узнав, что гости подумывают о поездке в Советскую Россию, Горький задал саркастические вопросы о предполагаемой антибольшевистской деятельности Сергея в прошлом. Напоследок обменялись парой шутливых комментариев об огромном количестве писем и публикаций, которые Горький каждую неделю получает из России. Он рекомендовал Прокофьевым произведения Бориса Пастернака и Леонида Леонова. Затем они попрощались с писателем, и сын Горького проводил их до трамвайной остановки, по пути развлекая историями об интересных археологических находках, обнаруженных в этом районе.