Он ушел. Пришел к костру. Эймунд спросил:
— Чего она желает?
— Чтоб я сразился с Ярославом.
— И ты пообещал?
Отец кивнул. Эймунд сказал:
— Беды в том нет. Я сам уже этого желаю. Твой дядя стар и глуп. И скуп. И без ума от Ингигерды. Он будет гнать свою дружину. Они придут сюда усталые, а мы, напротив, отдохнем и приготовимся. И разом кончим это дело!
Наутро начали готовиться. Установили частокол, волчьи ямы, дозоры. Ждали. А дядя спешил из Киева. Так скоро никто еще не хаживал. После только Мономах так же шел к Смоленску. Спешил дядя, гнал, тьму коней загнали.
Наконец пришли. И сразу ударились на приступ. Отступили. Вновь налетели, прорвались… И отбежали. Спешились. Ударили — и сбили строй, заволновались, дрогнули. Тогда Эймунд сказал:
— Пора!
И двинулись отец и ярл, вышли из стана. С дядей сошлись. И начали теснить его. Варяги пели, наши били молча. И вдруг рога затрубили.
Ладьи показались на повороте. То псковитяне шли. А вел их Судислав. Вот этого никак отец не ждал! И повернул он рать, побежали, затворились в стане.
А Судислав сошелся с Ярославом, обступили они стан, но не атаковали. Смеркаться начало. Эймунд сказал:
— Стоят, и это хорошо. Ночью уйдем. И как еще уйдем — ладьи у них пожжем!
И тут… выходит Ярослав, в простом плаще, в простой кольчуге. Встал на пригорке и кричит:
— Где Брячислав? С ним говорить хочу!
Молчат. Дядя опять кричит:
— Брячислав! Заклинаю тебя, выходи!
Меч отстегнул, бросил в траву. Стоит. Хромой, тщедушный, словно отрок. Эймунд говорит:
— Князь, не ходи, обманет. Он как змея, язык раздвоенный.
Задумался отец, не знает, что и делать. Ингигерда вышла из шатра и ничего не говорит. И даже на него не смотрит. Мрачная. Убьют его — тогда и посмеется.
Смейся! Отстегнул он меч, вышел из стана. Подошел. Глаза в глаза…
Нет в дяде зла! Обнял племянника, сказал:
— Присядем, Брячислав?
И сбросил плащ. Сели на плащ. Как плащ один, так и земля одна, делить ее нельзя. Когда–то и Святослав с Рогволодом сидели — меча меж ними не было.
Дядя сказал:
— Вот мы и встретились. И будем ряд держать. Видишь, Брячислав, вышло по–моему! — И улыбнулся.
Отец молчал. А дядя продолжал:
— Я не виню тебя. Ибо не ты виновен — я. Весь грех на мне, на старшем. Не так, значит, рядил, не те слова сказал. — Замолчал, посмотрел внимательно. Слова! И голос — мягкий, вкрадчивый.
— Слова! — сказал отец. — Но разве можно верить слову?
— Можно. И нужно, — ответил Ярослав. — Ибо Слово, ты помнишь, есть Бог, Слово у Бога, Слово — начало всех начал. И смерть всего. Вот мы с тобой умрем, дети наши умрут, наши внуки, потомки, а Слово будет жить. Когда и Оно умрет, то ничего уже не будет. Вот что есть Слово Зла. Слово Сомнения. Гордыни. Она ведь привела тебя сюда — гордыня, Брячислав. Гордыня, а не Эймунд. Эймунд потом уже пришел, прибился, подал меч. Ведь так? — И замолчал, и голову склонил, ждет, не моргая.