Словно тревога витала в воздухе. Но все было тихо. Месяц заливал голубоватым светом воду реки, камни дороги, стены монастыря и окованную железом дверь, перед которой, несмотря на поздний час, остановились два священника в черных плащах с капюшонами. Один казался старцем, другой был мужем зрелых лет.
Сестра-привратница озабоченно рассматривала их через окошко в воротах, не решаясь открыть.
— Что ж вы пришли так поздно? — спросила она, нахмурившись.
— Мы были неподалеку и узнали, что ваша мать аббатиса совсем плоха, — объяснил старший. — Слава о ее добродетели так велика, что мы сочли своим долгом немедленно посетить ее.
— Она и вправду очень больна.
— В самом деле безнадежно?
— Это ведомо одному Господу.
— Да пребудет Он с вами, сестра моя! Не будете ли вы так добры передать вашей настоятельнице, что два смиренных священника просят у нее приема?
Привратница покачала головой.
— Не могу ее беспокоить, — возразила она сурово. — Госпожа настоятельница находится в настоящий момент у одра нашей преподобнейшей матушки.
Более молодой священник прервал молчание:
— Однако, может статься, ваша мать настоятельница согласится нас выслушать, — сказал он не повышая голоса.
— Сильно в этом сомневаюсь.
Тон был весьма обескураживающим.
— Скажите ей, что сын Элоизы желает побеседовать с ней, — продолжил священник мягко.
Произнося эти слова, он откинул капюшон. Лунное сияние осветило твердые черты, хорошо очерченное лицо с высокими скулами и светлыми глазами, выражение которых было спокойным и твердым. Сходство с умирающей было разительным.
— Господи! — воскликнула сестра-привратница, сжав руки. — Господи! Что же мне делать?
— Впустить нас и позвать матушку настоятельницу.
Привратница провела их в большой зал дома для гостей. Под высокими сводами рядами стояли столы. Вдоль стен на деревянных скамьях спали бродяги, укутанные сермяжными одеялами.
— Пойду сообщу о вашем приходе матушке Агнессе.
Немного времени спустя шорох юбки и стук четок послышались снова.
— Будьте добры проследовать за мной в приемную.
Элоиза, стремившаяся прежде всего хранить моральное и физическое целомудрие своей общины, повелела возвести решетки, чтобы отделить посетителей от принимавших их монахинь. Ее примеру постепенно начинали следовать по всей Франции.
Так что настоятельница поджидала священников за крепкими железными прутьями. Она приветствовала их с волнением, которое и не пыталась скрыть.
— Как давно мы не виделись, отец мой, — сказала она с грустной улыбкой, посвященной тому далекому уже времени, когда в детстве, в Палле, она жила рядом с двоюродным братом.