Недостатков был пышный букет. Группировалась Маша медленно и неплотно, разгруппировывалась то слишком рано, то слишком поздно. Начальная скорость вращения была недостаточной, а в полете, во время прыжка, Машу заносило, как грузовик на крутом повороте, – смещалась «ось вращения», которой полагалось быть строго вертикальной.
Над «грунтовкой» Маша корпела по большей части в зале. На специальном тренажере – крутящейся круглой платформе – шлифовала позиции для «троек», крюков, скобок и прочих фигур. Чтобы овладеть быстрой и плотной группировкой, подолгу воевала с амортизаторами. Разноцветные резиновые жгуты прикреплялись к стоячим опорам, походившим на рамки металлоискателя, и к обеим рукам. Желтые были легкорастяжимыми, красные и зеленые – потуже, синие – самыми неподатливыми. Стоя между рамками, Маша совершала группировку и разгруппировку, то стягивая, то отпуская амортизаторы. То же проделывала с надетыми на кисти рук утяжелителями, которые Ирина Владимировна мило именовала «браслетами», хотя смахивали они на кандалы, а упражнения с ними – на каторжные работы.
– Терпи, казак! Скоро ты приучишься создавать «вращательный удар», – подбадривал Машу Сергей Васильевич, – то есть мощный импульс, который придаешь себе в тот момент, когда группируешься для вращения или прыжка!
Не обошлось без кандалов и на льду. Нацепив их на руки и щиколотки, Маша спрыгивала с той самой подставки, которую Сергей Васильевич хранил за бортиком и которая предназначалась для тренировки выезда из прыжков. От Маши требовалось пять, десять, двадцать раз подряд приземлиться в правильной позе, сохранить равновесие и осанку.
Случалось, Сергей Васильевич отменял тренировку – выделял ей свободное время; но Машу оно только тяготило. Привычка проводить время «просто так» осталась в прошлой жизни. Маше давно уже не приходилось отбиваться от походов в «Макдоналдс», выдумывать истории про соседок и собак. На переменах она чувствовала себя как отрезанный ломоть. Пересидеть в классе, пройтись туда-сюда по коридору – вот и вся перемена. Маша привыкла быть добровольным изгоем и все же иногда ощущала уколы одиночества. Особенно когда смотрела в спины одноклассникам, которые шумливой компанией высыпали из школы и отправлялись на тусовки сериальных фанатов. Краем уха Маша слышала разговоры про «Доктора Кто» и «Супернатуралов», как между собой именовали сериал «Сверхъестественное», но не прислушивалась – названия ей ни о чем не говорили. Смотрела она в основном диски с выступлениями фигуристов, а в своих кинематографических предпочтениях была отпетым ретроградом и консерватором. Как когда-то она без конца перечитывала «Волшебника Изумрудного города» и «Карлсона, который живет на крыше», вызывая мамино раздражение, так теперь регулярно пересматривала с десяток фильмов. Добрую их половину Машины одноклассники знали только по названиям, а о второй половине скорей всего и слыхом не слыхивали. Наборчик, надо сказать, был разношерстным. Маша любила «Квартиру» с Моникой Белуччи и Венсеном Касселем – за сюжет с «сюрпризами», который раскручивается то с одного конца, то с другого, а то и с середины, и последовательность событий начинаешь понимать только к концу фильма. «Дежа вю» с Дензелом Вашингтоном – тоже за навороченный сюжет, в котором герой перемещается в прошлое, всего на несколько дней назад, чтобы предотвратить теракт и спасти девушку Клэр, но обнаруживает, что там, в прошлом, он уже побывал и теперь повторяет свои же действия… Ценила «Адвоката дьявола» с Аль Пачино; уважала «Маску» и «Пятый элемент»: уж больно ей нравилось, что под комедийной оболочкой прячется глубокий смысл, а серьезные идеи подаются в шутку, как случайные оговорки. Но самым любимым был «Пролетая над гнездом кукушки». Своим умом Маша дошла, что в фильме изображена не психиатрическая больница, а общество – система, которой противостоит Личность. Система побеждает, но выход все равно есть. Финальный эпизод, когда Вождь отрывает от пола неподъемную душевую установку, вышибает ею окно и бежит по траве к лесу, всякий раз смотрела затаив дыхание. И гордилась, что постигла философский смысл фильма.