Роальд достал новую папку. Пустую. Магницкий пожал плечами:
— Примерно шестую часть восстановить можно… — А ты как сидела, Маш?
Заплаканная Маша, ставшая от страха длинноволосой (кудряшки, что ли, распрямились?) и бледногубой (помада стерлась?) тыкала пальцем:
— Я вот где сижу! Да? Дверь вот, видно! Стол здесь, да? А я — боком! Ничего! Ничего в окно не влетало! Окно закрыто!
— Четвертый этаж, — кивнул Магницкий, — ну?
— Ну?! И никаких таких лучей! Ничего! Вдруг запахло! Я повернула голову, а она горит! И сразу из-под корешка огонь! Такой… синий! Я в коридор…
— В коридор. А надо было?
— Ну?! А что надо было?! Я…
— Села бы сверху. Накрыть надо было, — Магницкий оглядел кабинет, — вон чехол от машинки. Вон твой плащ висит. Или ты для друга Роальда плащом не могла пожертвовать? Не сложились отношения?
— Брось шутковать, — пробормотал Роальд.
Он нависал над столом, пытаясь пинцетом
выудить из лужи обрывки драмы: «труп в неестественной позе» и «миндалины увеличены». Естественная поза — это когда пятки вместе и носки врозь? А какое тогда имело значение, страдала ли зверски убитая девчонка ангиной? Вот еще клочок: «в запахе из полостей присутствует запах алкоголя». Показания некоего Духовичного: «Выйдя из подъезда, я увидел»…
Тогда, тринадцать лет назад, тот увидел немного. Как помнится, две фигуры. Мужские. Судя по походке и стройности — молодые фигуры…
— Зачем ты хоть эту старость-то потревожил, Роальд, славный рыцарь?
— Тот был Роланд. Я произошел от Амудсена. Папа произвел.
— Тот был Ромуальд. Или нет: Роаль? А Ромуальдыч произошел из «Двенадцати стульев», по-моему.
— Потревожил я не зря, — Роальд склонился над лужей, и по его бледному «арийскому» лику побежали блики. Сбоку в глаза ударил оранжевый блик, и он увидел, что за окном стало солнечно. Весна.
— Какой же ужас! — сплетала пальцы Машенька. — Все как жрец предсказал!
— Жрец? Жрецы — они такие! — Магницкий подошел к столу, наклонился.
— Дымом табачным не пахнет, — решил он, — но пахнет все-таки какой-то не бумагой. Не находишь?
— Нахожу, — кивнул Роальд.
— Не горелой бумагой только попахивает? Верно? Не только ею?
— Ну и что?
— А какая часть больше всего скорежилась? Что погибло совсем? Ты ведь читал?
— Показания свидетелей, родственников. Вот все, что осталось: «Выйдя из подъезда».
— Это жрец! — сказала Маша. — Господи! Жрец!
— О жрецах сейчас не будем, Маш, — поморщился Роальд, — ты бы себя в порядок привела. Посмотри в зеркало!
— Жрецы и экстрасенсы здесь ни при чем! — согласился и Магницкий. — Меня другая тут штука заинтересовала. Ведь точно, что Маша все видела, что все загорелось само…