— Уже сходите, мой любезный? А как же детектив?
— Через полчаса поеду обратно. Обещаю без вас не читать. Только вслух и только вам. Или как?
— Может, сойти с вами? Или как?
— Деловое свидание. Ждите на остановке. Вот так меня хорошо осветило? Запомните меня! Пожалуйста! Иду на смертный бой!
— Он пускай на смертный, а мы с тобой, дорогая. За жизнь!
Капитан спрыгнул в слякоть. Опять мало кто к нему присоединился и вроде тут же пропал. Никого на остановке. И на рябом пустыре. Окна зловещей пятиэтажки горят дружно. Черная тропа.
Капитан пошел по тропе.
А ведь снег под фонарем лежит обломками пирожного с шоколадом. Или как песочный торт? Значит, есть хочется? И — выжить?
Во дворе дома, откуда три часа назад вынесли тело Маркина, все скорбно задумывалась знакомая кошка. Воробьи давно легли спать. Кто-то еще вяло возился за сугробом. Детские голоса. Не те тут бабули, не те. Не гуляют, не гуторят. Пустой Двор.
Подъезд. Надписи. Сорок вторая квартира.
Но капитан пошел налево. Позвонил. Еще позвонил.
— Пришел! Участковый! Пришел! Уйди!
— Не ори зря! Всех взбаламутишь. Я к тебе зайду?
— Уйди, мент! Мент! Мент!
— Тихо, чума!
Роальд вошел в квартиру слабоумной.
Все-таки сразу видно, кто здесь живет. Нарочно так-то не перекосишь, не повесишь кверху ногами занавеску, не придумаешь поставить так вперекосяк стол, на котором — засохший давно, но усердно поливаемый, заплесневелый скелет фикуса. На полке все кастрюли почему-то в ряд, хотя места нет, а вложенные одна в другую они бы заняли четверть полки. Хаос на плите, но пользоваться, видно, умеет… Вполне приличный календарь с аппетитной кошачьей мордой и… пожалуйста! — котята. Живые, веселые, сами по себе при собственной миске. Еще, — естественно, — ведущие вполне легальную жизнь тараканы. Может, их она тоже подкармливает, на радость всему подъезду?
— Пришел! Мент! Уходи!
— Поговорить пришел. Вот смотри. Вот это, вот эту тетрадь ты когда-нибудь у Ильи Михайловича видела?
— Бумага? Илья! Безногий! Вот так: тук-тук! тук-тук! Вон там! Стучал!
— На машинке? Отличная память, так-то сказать, у тебя. А еще: у него гости бывали? Женщины? Мужчины? Подумай, Тань!
Таня села думать. Сорвалась с табурета, подлила воды котятам. Заметно стало, что котята относятся к ней с опаской, недоверчиво. Опять села думать. Очень зримо: хмурится, раскосые глазки серьезны. Надула щеки:
— Мент! Уходи, мент!
— Вот черт тебя! Кто у Ильи бывал?! Гости?!
— Ты!
— Опять? Гости! Ну? Мужики? Бабы?
— Ты! Ты был!
— Слушай! Ты мне и давеча то же говорила. На лестнице. Настаиваешь?
— Ты! Вон! Там!