День пролетел, как минута. Вечер же длился бесконечно долго. Их поздравляли, тискали, обнимали, подкидывали и валяли. Они и сами всё это проделали с другими десятки, а то и сотни раз. Им выдали ключи, и пусть они открывали двери в разваливающиеся домишки – это теперь были их домишки. Закончился ужин, и наступило время танцев.
Майя и Кирилл танцевали только друг с другом, он не отпускал её от себя, всё ещё опасаясь коварства директрисы. Но танцы захватывали всё больше и больше, и он расслабился, отдавшись круговерти вальса. Мир кружился вокруг них, кружился, кружился…
Из забытья его вырвал хлесткий шлепок по щеке. Кирилл с трудом продрал глаза и попытался понять, где находится. Он лежал на широкой кровати, покрытой ворохом каких-то белых шкур, голову нещадно ломило, во рту пересохло. И, до него вдруг дошло, что он не одет, мех щекотал тело в интимных местах, намекая на полную обнажённость.
Кирилл повернулся, пытаясь понять, кто его шлёпнул. И тут же слетел с кровати. Лариска хохотала, глядя на расползающееся по его лицу недоумение. И чем больше он свирепел, тем сильнее она хохотала, извиваясь на постели вёрткой гадюкой.
– Ты знаешь, я ошиблась. Ты не кобелек, и не щенок. Ты – зверь! – Она снова расхохоталась. – Меня никто уже давно так не драил, ты бы себя видел. Жаль, не помнишь ничего. Повторим?
Кирилл озирался, не понимая абсолютно ничего из происходящего, мир перевернулся и обернулся зазеркальем, иначе и быть не могло, иначе – как всё это объяснить? Он судорожно попытался прикрыться, понимая, что выглядит нелепо и жалко. А Лариска царицей возлежала на кровати и наблюдала за его метаниями, как кошка за мышкой.
– Ну и что ты там прячешь? Я, вроде, всё уже видела. И не только видела.
– Она издевалась над ним, точно зная, как ужалить побольнее.
Он, наконец-то, смог слегка разогнать туман, обволакивающий сознание и тотчас же вспомнил.
– Майка!
– Вспомнил, ага. Силён, малыш. Всю ночь пыхтел, как заведённый, а под утро и вспомнил, надо же. Да ты не переживай, она тоже занята была. Причём – не тобой. Ох, и штучка, я тебе скажу, девка твоя. Всего то – пара граммов того, парочка этого – и любой человек превращается в похотливое животное, не видящее никакой разницы – с кем и как. А хочешь, я тебе покажу? Эксклюзив, так сказать, первый оценишь.
Кайзер понял, что проиграл, что все его угрозы эта крыса отмела, как что-то несущественное, и, мало того – поимела его во всех смыслах. Он чувствовал себя раздавленной калошей, но мысль о Майке впивалась в сознание раскалённой иглой.
– Что покажешь?