— Если будете продолжать упорствовать, — продолжил Гусейнов, — то я буду вынужден буду исполнить свою угрозу. Первым будет… Как тебя зовут, майор?
— Майор Иванов, — послышался сдавленный голос спереди.
Бля! Что же этот бандит делает?! Рвануться нельзя, я как будто придавлен, ноги уже затекли.
— Так вот, я первым убью майора Иванова. Вы знаете его, Василий Степанович? Вы хотите его смерти?
— Не хочу, — командир смотрел, не отрываясь, на Гусейнова и Иванова.
— А Сергей Николаевич мне в этом поможет! — Гусейнов через плечо посмотрел на Мудака-Предателя. Тот отшатнулся, как от удара. Гусейнов это заметил. Что-то сказал по-азербайджански, а затем добавил по-русски: — Я пошутил, шучу. Ты и так нам много помог, без твоей помощи мы не вошли бы сюда. Теперь осталось объяснить командиру, что сопротивляется он зря. И все смерти, которые сейчас будут — на его совести. Считаю до двадцати, а потом подождём пятнадцать минут и снова посчитаем до двадцати, пока не кончится эта колонна, потом построим ещё одну колонну и начнём снова, пока командир не образумится. Думаю, что к утру закончатся все подчинённые. Как вы думаете, Василий Степанович? — Гусейнов заметно нервничал, он уже почти кричал, сам себя заводил.
Одно дело, наверное, убивать в бою, а другое — вот так обезоруженного пленного.
Ну что же ты, Серёга! Стреляй ему в спину! Хоть так свой позор кровью смоешь! Нет. Стоит Серёга, рассматривает высокий потолок, весь красный как рак, но не смотрит в глаза своим товарищам. Сучье вымя!
— Нет! — было видно, что этот ответ нелегко дался командиру. И слова его как приговор прозвучали для Иванова.
— Как хочешь, Василий Степанович! — Гусейнов даже не смотрел на Батю, он сам весь напрягся. Дёрнулся всем телом, вскинулся, прилаживая автомат, ещё сильнее упирая откидной приклад автомата в плечо.
— Я начинаю отсчёт. Один, два, три, четыре… — пауза… слышно, как шумит кондиционер, но не приносит прохлады, стук сердца заглушает всё вокруг, кажется, что слышишь, как бежит кровь по сосудам, — пять, шесть, семь… — пауза… — во рту пересохло, страшно хочется курить. Я четвёртый в колонне Смерти! — Восемь, девять… — пауза… слова как камни падают на голову, с каждым отсчётом сжимаюсь, внизу живота всё холодеет.
Теперь я физически понимаю армейское выражение: "Очко сжалось". Смотрю на Боба. Он как изваяние, только ещё больше покраснел, вены вздулись на шее, глаза налиты кровью, и пот уже не капает, а просто бежит ручьём. Почему-то въелось в память, что всесильный командир, которого мы все любили, обожали, смертельно боялись, сидит и ничего не может сделать. И скоро пробьёт час хорошего мужика майора Иванова, а потом всей нашей колонны, идущей на хрен! Я подсчитал, мне осталось жить, если что… чуть меньше часа.