Больно в боку, но разве это боль. Нам предстоит пройти ещё шагов пятнадцать.
Один… Прости меня, Сын, что не я буду тебя растить! Прости! Два… Прости, Ирина, я поломал твою жизнь! Не надо было выходить тебе за меня замуж. Прости! Слёзы душили меня. Я уже не стыдился их, они капали у меня из глаз, я ничего не видел вокруг, просто шёл и плакал. Семь… Прости, мама, прости, папа! Вы никогда не узнаете, где я похоронен, не придёте ко мне могилу! Простите! Мне очень жаль себя, я иду и плачу.
Я иду, смотрю под ноги. Как обидно! Твою мать! Как обидно умирать молодым! Я же ещё такой молодой! За что?! Твою мать, уроды гребанные! Такой молодой, и под стенку расстрельную. Ни суда, ни приговора, ни адвоката, — к стенке. Больно!
И тело всё болит. Всё чешется. Господи! А как я воняю! Да плевать! Обидно. Я сейчас ещё могу и обделаться! Главное не обделаться до расстрела, а там пусть нюхают и убирают моё дерьмо, засранцы хреновы!
Понимаю мозжечком, что надо думать о чём-то большом, высоком. Ни хрена не получается, кроме собственной жизни меня не интересует больше ничего! Не хочу умирать! Мне страшно! Очень страшно! Конец! Финиш! За что! Боже. За что?!
Но как обидно умирать! Слёзы жалости к самому себе текут и капают. Сопли тоже потекли из носа. Закованными руками вытираю одним движением и то, и другое. Затем о свою куртку. Невольно замедляю шарканье, один из конвоиров толкает примкнутым магазином в спину. Я падаю на землю. Больно, сука! Рёбра сломанные болят, мешают передвигаться!
Козёл! И так больно! Ты ещё, скотина, пихаешься! Куда торопишься, гад? Дел у тебя много? У меня их уже нет! У меня уже ничего нет. Только несколько шагов осталось в этой жизни. Господи, но как больно! Как земля здорово пахнет! Ничего, я теперь всё оставшееся время буду только её и нюхать! Господи. Но как я воняю! Раньше не замечал. Пытаюсь встать. Никто не помогает. Ничего, я торопиться не буду. Все остановились. Ждут.
Витя помогает мне подняться. Два ослабевших, грязных, измученных жизнью и боевиками мужика идут на расстрел. Лицо у Вити распухло от побоев и слёз. От него тоже воняет не меньше, чем от меня. Глаза сумасшедшие, толком ничего не видят. Я сам, наверное, не лучше.
Но как не хочется умирать молодым! Хочу жить! И почему я не волшебник?! Господи! Я хочу жить! Я так мало пожил! За что, Господи!
В голове ни с того, ни с сего сама собой всплыла песенка "Гуд бай, Америка!" Блин, в такие минуты нормальные люди вспоминают что-то великое, светлое, самые счастливые минуты своей жизни. А у меня эта песенка застряла. И маты! Только маты и песенка!