Губы гостя непроизвольно поджались, и Иоанну Антоновичу на мгновение померещилось, что перед ним мелькнул оскал цепной собаки, но Печерский тут же растянул рот в любезной улыбке и заметил:
– Наш общий друг не очень хорошо умел просчитывать свои шаги, поэтому и сидит сейчас в австрийской тюрьме, хотя мог бы уже получить корону Греции.
Опять начинался самый неприятный для Каподистрии разговор, и граф тут же сменил тему:
– Расскажите, как сложилась ваша судьба… Вы были с Ипсиланти в Молдове?
– Да, был. После боя у Драгошан, когда мы все потеряли, а наш вождь с братьями кинулся бежать к австрийской границе, я вернулся обратно. Мне пришлось скрываться. Вы же знаете, как отнеслась православная Россия к нашему общему делу.
Упреки графа раздражали, и Каподистрия перебил гостя:
– Вы хотите остаться в Санкт-Петербурге?
– Хотел бы, да только что я стану здесь делать? Не думаю, что без денег и связей меня примут в обществе, а мое участие в греческом походе вряд ли станет хорошей рекомендацией для принятия на службу.
– Наверное, не стоит афишировать ваше участие в греческой борьбе, – заметил Каподистрия, отметив про себя, что в присутствии гостя не решился назвать борьбу «нашей».
– Да уж, придется помалкивать, – согласился Печерский, – надеюсь, что это нигде не всплывет.
– А что бы вы хотели делать? Служить?
– Я умею лишь воевать, но я не служил в регулярной армии, а корнетом в тридцать лет не пойдешь.
Иоанн Антонович кивнул, соглашаясь:
– Да, это осложняет дело! Если только в жандармский корпус, там корнетов нет.
– Похоже, что мне выбирать не приходится. По статской линии я служить не могу, вы же знаете, как хромает мое образование, – раздраженно отозвался гость.
Каподистрия опустил глаза. В молодости Вано тщательно скрывал свое невежество, а сейчас, казалось, даже бравировал им. И графу захотелось поскорее закончить тяжкий разговор.
– Я попробую поговорить с Бенкендорфом. Ходят слухи, что затевается реформа министерства внутренних дел, похоже, что он в этом деле станет одним из главных действующих лиц. Я попрошу его, – пообещал Каподистрия, решивший, что перед отъездом он хоть что-нибудь сделает для человека, рисковавшего жизнью ради свободы Греции.
Слава Богу, что он нащупал решение! Теперь Иоанну Антоновичу оставалось перетерпеть ужин. Но все на свете, даже неприятные визиты, когда-нибудь заканчивается – пара часов и за гостем наконец-то захлопнулась входная дверь, а хозяин дома вздохнул с облегчением.
Письмо от графа Каподистрии принесли так рано, что Бенкендорф еще не успел уехать на службу. Он вскрыл конверт и прочел краткую просьбу о встрече, изложенную с элегантной почтительностью прежних времен. Александр Христофорович сразу же ответил, что, если гостю будет удобно, он ждет его в три часа пополудни, и отдал записку посыльному.