– Ну что же, я не возражаю. Только вы ведь не думаете, что я бросаю слова на ветер? Я говорил вам, что теперь все персоны, невзирая на чины и звания, окажутся под надзором. Чернышев не исключение: либо моим оком станете вы, либо им будет кто-нибудь другой. Только боюсь, что этот другой сочтет вас соперником и вытащит наружу грязное белье вашей семьи. Я надеюсь, вы не забыли о прошлом?
Если бы Вано получил пулю в сердце, наверное, это было бы легче, но никто не стрелял – в комнате находились лишь он и безжалостный человек, похоже, разыгравший и его, и Чернышева. Как только эта мысль мелькнула в мозгу, Печерский почему-то сразу в нее поверил. Может быть, чтобы легче перенести унижение?
«Когда делаешь карьеру – все средства хороши, – утешил он себя, – я на его месте еще и не так бы меня пригнул».
Эта мысль совсем успокоила Вано, и он улыбнулся генералу.
– Конечно, ваше высокопревосходительство, я согласен, но вы ведь не хотите сказать, что не будете поощрять мою работу достойной оплатой?
– Естественно, бесплатно никто из вас работать не будет.
– Благодарю покорно! Я должен завтра в семь утра появиться в Главном штабе, а какие будут указания от вас? – с прежней услужливой интонацией осведомился Вано.
Бенкендорф подробно и четко рассказал своему новому агенту о том, чего ждет от него в ближайшие дни. Печерский пообещал все исполнить в точности, раскланялся и вышел в твердой уверенности, что хитрый немец с самого начала хотел подсунуть его Чернышеву. Если бы он обернулся и увидел усмешку Бенкендорфа, то понял бы, насколько прав.
«Скатертью дорога к драгоценному Александру Ивановичу, – мысленно пожелал ему вслед генерал, – надеюсь, что наш престарелый Парис еще долго не разберет, какого «троянского коня» я закатил в его двор».
Самое позднее, в феврале, генерал надеялся на первый улов.
Санкт-Петербург.
Февраль 1826 г.
Дверной молоток в виде головы оскалившегося льва сиял новой бронзой, мрамор колонн явно прибыл сюда из Италии, да и мебель – чудо наполеоновского ампира – прямо кричала о баснословном богатстве хозяев дома. Бенкендорф попал сюда впервые, зато читал о Кочубеях чуть ли не каждый день. Его агент в каждом донесении постоянно подчеркивал, как безмерно недоволен Александр Иванович Чернышев тем, что его беззащитные родственницы нашли покровительство в этой семье. Генерал-лейтенант был так раздражен этим фактом, что не стеснялся перемывать кости и самому графу, и его жене, и его теще Загряжской в присутствии своего нового помощника. Впрочем, это-то как раз все было понятно: Чернышев попал в положение, когда близок локоть, да не укусишь, ведь Кочубей считался человеком сильным и влиятельным, и уже прошел слушок, что новый император обласкал верного соратника своего покойного брата. Так что с хозяином этого дома лучше было не ссориться, поэтому генерал с порога осведомился у открывшего дверь лакея: