Гаврила печально промолвил:
- Да-а, вот оно как бывает… А куда же теперь путь держите?
- Идём мы, куда и все. - Петруха обвёл рукой вокруг, указывая огни. - Ныне вся Русь Москву строит, и негоже нам по лесам отсиживаться!
- То так, - поддакнул Гаврила и, обернувшись туда, где остановились односельчане, крикнул: - Жги костры, тут заночуем!
* * *
Москва строилась. Заново ставили дубовые кремлёвские стены, подновляли терема. Смерды из окрестных мест валили строевой лес, везли в Москву. Калита торопил. К плотницкому делу приставили не только городских умельцев и деревенских мужиков, но и воинов. С раннего утра по всей Москве стучат молотки, жужжат пилы. Иван Данилович в холщовой рубашке, ворот нараспашку, неумело тешет бревно. Острый топор то скользнёт поверху, то залезет в дерево.
Рядом ловко орудует топором молодой кудрявый мастер. Ровные щепки так и ложатся на землю. Настоянный на смоле воздух захватывает дух.
Чуть поодаль плотники заканчивают ставить избу.
Подошла толпа мужиков. С ними Данилка. Иван Данилович вогнал в сосну топор, рукавом смахнул со лба пот. Данилка указал на стоявшего рядом Гаврилу:
- Василискин отец смердов из своей деревни привёл.
Калита обежал быстрым взглядом толпу.
- Деревня большая, сколь же дворов?
Гаврила не успел ответить, как вперёд вышел Петруха.
- То не совсем так, велик князь. Не все тут из деревни. Из деревни вот они. - Он указал на Гаврилу и его мужиков. - А мы лесовики.
- Тати?
- Не тати. Кровь есть на нас, но токмо ордынская.
- Слух доходил, что разбой чинили вы и на боярских вотчинах.
Глядя в глаза Калите, Петруха твёрдо ответил:
- Случалось и так, велик князь.
Иван Данилович погладил бороду, вытащил запутавшуюся в волосах щепку. Снова, уже медленно, обвёл глазами толпу. И, обращаясь к Данилке, сказал:
- Отведи их, десятник, к дворскому. Тот приставит к делу, кто чему разумеет.
САДОВНИК ХАНА УЗБЕКА.
ГЛАЗА И УШИ КАЛИТЫ В ОРДЕ.
ЛУКА ВЕЗЁТ НЕДОБРУЮ ВЕСТЬ.
По тенистой дорожке ханского сада, потупив седую голову, брёл дед Петро. Нестерпимо болели ноги, ныла старая рана в груди, полученная давным-давно, в тот проклятый день, когда угоняли его из подмосковного леса в ордынский полон.
Дед Петро медленно переставлял узловатые ноги, время от времени останавливался в задумчивости и тут же снова шёл. В глубине сада, в густых зарослях, показалась маленькая глинобитная каморка с плоской восточной крышей. Лет двадцать назад оказал хан Узбек своему садовнику милость, разрешив построить жилье на ханском дворе.
У порога старая Фатьма, жена деда Петра. Над закопчённым казаном вилась струйка пара. Дед молча прошёл в каморку, лёг на прохладный пол. В нос назойливо лез запах бараньей похлёбки.