Он подошёл к дому. В оконце брезжит свет лучины. Данилка знает, что Василиска поджидает его. Он миновал пристроенную к дому конюшню. За бревенчатой стеной фыркал и перебирал копытами конь.
- Что землю топчешь? - отозвался Данилка.
Заслышав голос хозяина, конь призывно заржал. Данилка поднялся на крыльцо, миновал тёмные сени. Дверь в горницу подалась бесшумно. В горнице полумрак. Тускло горит в подставке берёзовая лучина, поблескивают на стене доспехи, в углу, на полке, примостились глиняные миски, горшки.
Василиска стояла спиной к двери. Она повернулась к Данилке, улыбнулась. Он положил ей руки на плечи, ласково промолвил:
- Лада моя.
Она заторопилась накрывать на стол, налила в миску щей, нарезала хлеб. Данилка снял саблю, повесил на колок. В сенях раздался топот, и в горницу заглянул Лука.
- Лука! - обрадовался Данилка. - Блудный ты человек, наконец-то воротился!
Лука вошёл в горницу, подсел к столу. Василиска подала вторую ложку, стала у печки.
- Сказывай, где пропадал?
- Ох, Данилка, всего не перескажешь. Довелось мне и в монашью одежду рядиться, и в полоне у князя Александра побывать, и с лесовиками знакомство свести. Да нынче снова, чует моё сердце, не миновать нам с тобой вскорости в Орду ехать.
Василиска ахнула, побледнела. Данилка спросил:
- Почему думаешь? Либо весть какую привёз?
Лука кивнул. Данилка насупился.
- Ну, давай есть, а то щи остынут.
Они ели молча. Лука украдкой поглядывал на печальную Василиску. Она стояла, сложив руки на груди, на длинных ресницах дрожали слезинки.
У Луки сжалось сердце. Он опустил голову, доел быстро, поднялся.
- Ну, я пойду, устал с дороги.
- Оставайся ночевать, - предложила Василиска, - всё одно бобылюешь.
- Женить бы тя надобно, Лука, - промолвил Данилка.
Лука усмехнулся.
- Нет уж, верно, не женюсь, бо нет по душе невесты.
Едва за ним закрылась дверь, как Василиска дала волю слезам. Данилка погладил её.
- Чего ты? Или впервой мне?
* * *
«Кто найдёт тропинку к сердцу Кутлуг-Темира, тот придёт к сердцу хана», - говорили в Орде.
Затерялась та тропинка, и не каждому её сыскать. Но Иван Данилович не раз хаживал ею. Золото и драгоценные камни светили ему в пути. Устилал великий князь московский ту тропинку лестью и голубыми песцами, и за то своим был Калита у Кутлуг-Темира.
Вот и на сей раз, приехав в Орду, Иван Данилович явился с подарками к ханскому любимцу.
Кутлуг-Темир напоминает Калите барса: походка у него мягкая, крадущаяся, голос сладкий, мурлыкающий, а зубы острые, того и гляди, вопьются в горло.
Обложившись подушками, он сидит на ковре. Перед ним блюдо с нашпигованными чесноком кусками баранины, пиала с каймаком. Подсучив рукава шёлкового халата, Кутлуг-Темир взял шампур с дымящимся мясом, насмешливо проронил: