— Я сразу вернусь в Лондон, — сказал Ник.
— А что будешь делать в Лондоне?
— Одно-то уж точно. Я не успокоюсь, пока не отомщу тем, чье вранье погубило мне жизнь.
— Вроде того француза, про которого ты рассказывал, как там его?
— Эдмон Дантес, — ответил Дэнни.
— Думаешь их убить?
— Нет, их участь, по словам Дюма, должна быть хуже смерти.
— Может, к ним стоит добавить и Лича, — сказал Большой Эл.
— Лича? На кой черт он мне сдался?
— На такой, что Ника, я прикидываю, прикончил Лич. Я все время сам себя спрашиваю: с чего было Нику накладывать на себя руки за шесть недель до освобождения?
— Но с какой стати Личу было убивать Ника?
— Я так думаю: не Ник был ему нужен. Не забудь, когда он пошел в душ, его часы, кольцо и серебряная цепочка были на тебе.
— Значит…
— Значит, Лич не того убил. Будь уверен, Крейг не стал бы платить не за ту пленку.
Дэнни постарался отогнать от себя мысль о том, что, возможно, стал невольным виновником смерти Ника.
— Да ты не бери на сердце, Ник. Как только выйдешь, я устрою Личу эту самую участь хуже смерти.
Паско ввел его в кабинет начальника тюрьмы.
— Зачем вы хотели меня видеть, Монкриф? — спросил начальник.
— По одному деликатному делу касательно Большого Эла.
— Который, насколько я помню, был старшим сержантом в вашем взводе?
— Да, сэр. Поэтому я как бы за него отвечаю. Я случайно услышал, как Большой Эл и Лич громко ссорились. Я, возможно, преувеличиваю и, пока я здесь, уверен, что сумею держать ситуацию под контролем, но, случись что с Большим Элом после моего отбытия, я буду чувствовать себя виноватым.
— Спасибо за предупреждение, — сказал начальник тюрьмы.
— Сколько осталось Монкрифу? — спросил начальник, когда Дэнни закрыл за собой дверь.
— Десять дней, сэр, — ответил Паско.
— Значит, нужно поторопиться, если мы хотим сплавить Лича куда подальше.
— Есть и другая возможность, сэр, — сказал Паско.
Хьюго Монкриф постучал ложечкой по скорлупе сваренного вкрутую яйца. Проблема не давала ему покоя. Он перебрал утреннюю почту и нашел искомое — письмо от своего поверенного Десмонда Гэлбрейта.
Гэлбрейт подтверждал, что после похорон Ангуса Монкрифа племянник Хьюго, сэр Николас, имел встречу со своим поверенным Фрейзером Манро. На другой день Манро позвонил Гэлбрейту и ни словом не обмолвился о двух закладных. Из этого Гэлбрейт сделал вывод, что сэр Николас не собирается оспаривать право Хьюго на два миллиона фунтов стерлингов, полученных под заклад двух принадлежавших его деду домов.
Хьюго ухмыльнулся. Его брат Ангус, оставив свой полк, пристрастился к односолодовому виски и под конец жизни с готовностью подписывал едва ли не любой документ, что ему подсовывали: сначала закладную на лондонский дом, в котором редко бывал, потом — на поместье, которое, как внушил ему Хьюго, требовалось срочно привести в порядок. Хьюго уговорил его отказаться от услуг Фрейзера Манро, каковой, по мнению Хьюго, имел на брата слишком большое влияние, и передать ведение семейных дел Десмонду Гэлбрейту.