— Дрю, я хочу поручить это Кейт Брукс.
Подержите гребаный телефон. Не могли бы вы повторить еще раз для меня?
— Что?
— Она хороша, Дрю. Я тебе говорю, она чертовски хороша.
— Она здесь две недели!
Собаки территориальны. Вы знали это, да? Вот почему в парке кажется, они никогда не закончат ссать на деревья, останавливаясь через каждые четыре секунды и помечая каждое дерево. Это потому что они считают, что это их парк. И они хотят, чтобы другие собаки знали, что они были там первыми. Это невербальный способ как бы говорит: «Отвали — найти свой собственный парк».
У мужчин также.
Не то, чтобы я собирался бегать вокруг моего стола и помечать его или что-то в этом духе, но эта фирма принадлежит мне. Я лелеял этих клиентов, так как они были крошечными корпорациями. Я наблюдал, словно гордый отец, как они росли и становились крепкими конгломератами. Я встречал их с распростертыми объятиями, я обедал с ними. Я проводил годы бессонных ночей. Моя работа заключается не только в том, что я делаю — это то, кто я есть. И я буду проклят, если Кейт Брукс притащит свою задницу сюда и отнимет у меня это.
И не важно, на сколько хороша эта задница.
— Да, — сказал отец, — И ты видел, какие вещи она смогла придумать за эти две недели? Она одна из немногих, на кого можно все оставить. Она мыслит свежо, нестандартно. Она выступала с самыми нестандартными решениями, которые я когда-либо слышал. Мои инстинкты говорят мне, чтобы я дал ей мяч и посмотрел, что она будет с ним делать.
Какие там первые симптомы слабоумия?
— Она, черт подери, будет копаться — вот что она будет делать! — крикнул я. Но из печального опыта, я знаю, что с моим отцом это не пройдет, поэтому я сжал переносицу пальцами, чтобы успокоиться. — Хорошо, папа, я слышу, что ты говоришь. Но Саул Андерсон — не наш клиент, и ты даешь это дело кому-то просто, чтобы посмотреть, как он с этим справится. Он тот, кому нужен лучший, умнейший. Кто-то, кто, ты точно знаешь, сможет провести это дело до самого конца. И этот кто-то — я.
Не так ли? Я удивляюсь его неуверенности.
Пока отец молчит, в моем животе начинает заворачиваться узел. Нельзя сказать, что у меня трудный отец или что-то в этом духе, но я солгал бы, если бы сказал, что мне не нравится то, как относится отец к моим обязанностям. Я — его правая рука. Его бегущий.[4] И когда мы играем, то вы можете поспорить на свою задницу, что только я — тот, кому Джон Эванс будет подавать мяч.
Или, по крайней мере, так было раньше.
Я привык к его безоговорочному доверию. И тот факт, что теперь это доверие, кажется, пошатнулось — это… ну… это чертовски больно.