— Сколько вы пробудете здесь? — спросила Аойфа Изабель.
Был поздний вечер. Дети спали, и Вильгельм отправился за ними, оставив мать и дочь наедине, чтобы они смогли за чашей медовухи сократить расстояние, разделявшее их все эти годы.
— Не знаю, — ответила Изабель, отхлебнув напитка, который был кислым и сладким одновременно. Ей лишь однажды в детстве разрешили его попробовать по случаю какого-то праздника, и даже сейчас эта наполненная до краев чаша казалась ей чересчур большой. — По крайней мере, до весны. Вильгельм не рискнет переплывать море еще раз зимой. — Она выглядела печальной. — Думаю, заговори я об этом сейчас, он вообще согласился бы остаться здесь до конца своих дней, лишь бы чувствовать твердую землю под ногами.
— Но это только к лучшему, поскольку он задолжал этой земле нечто большее, чем проходящие причуды, — Аойфа пригубила свою чашу. Изабель была поражена, увидев, с какой легкостью ее мать пьет медовуху. Она уже три раза отпивала из чаши, как будто в ней была обычная питьевая вода. Ей это, очевидно, было не в новинку.
— Расскажи мне, — сказала Аойфа, заново наполняя свою чашу, — что за человек твой муж?
Изабель одарила мать долгим взглядом:
— А ты разве не слышала, что о нем рассказывают?
Аойфа фыркнула:
— Разумеется, многие истории пересекают море и достигают ирландских берегов, но кто скажет, что в них правда, а что вымысел? Я слышала, будто он великий воин, чьи люди последуют за ним хоть в пасть самой смерти, если он позовет. Твой отец тоже был таким, но это не всегда к добру. Он похож на твоего отца?
Изабель заметила, как напряжена рука, которой ее мать подняла чашу, и нечто, граничащее с враждебностью, в ее небесно-голубых глазах.
— В каком-то смысле, наверное, да, но не мне судить, я мало помню отца. Он умер, когда я была совсем маленькой.
Уголки губ Аойфы опустились вниз.
— Смерть ходила за ним по пятам, — произнесла она с тоской. — Когда выходишь замуж за воина, все равно что становишься частью его багажа.
— Однако он умер в своей постели, я это помню.
Тишина, все ходят на цыпочках, в желудке ком от ощущения какого-то приближающегося ужаса; они стоят возле постели, рука отца горячая, как при лихорадке, щеки ввалившиеся, пунцовые, взгляд затуманенный. Ужасающий запах фальши. Женщины причитают и отстригают пряди своих волос… О да, память была здесь, только и ждала часа, чтобы всплыть на поверхность с глубины, куда Изабель так долго ее прятала.
— Да, — так же печально сказала Аойфа, — от раны, полученной во время сражения, которую никогда как следует не лечили. Однажды она нагноилась, началось заражение крови, и за неделю я стала вдовой. Однако твой муж, похоже, станет вновь крепким, когда морская болезнь окончательно отступит; должно быть, его копье из крепкой стали, раз он дал тебе шестерых детей.