Исконно русская Европа. Откуда мы? (Катюк) - страница 29
Невежество среди рыцарей, в том числе незнание элементарных церковных канонов, уставом Ордена даже поощрялось, о чем пишет далее Э. Лависс: «Устав не обязывал рыцарей учиться, и если он дозволял брату, вступившему в орден с некоторым образованием, поддерживать свои знания, то, с другой стороны, неученым людям он предписывал такими и оставаться, конечно, во избежание того, чтобы рыцарь, сделавшись ученым, не бросил меча и не сделался священником»[28].
Оно и понятно. Грабеж и истребление себе подобных – это такое занятие, которому знание христианских заповедей, и в первую очередь, таких, как «Не убий» и «Не укради», могло только воспрепятствовать. Не случайно Урбан II, папа, объявивший о начале Первого крестового похода в 1095 году (Клермонский призыв), вынужден был с помощью словесной эквилибристики изобрести что-то вроде лицензии на убийство неверных. Имеется в виду идея защиты Гроба Господня, во имя которой допускалось данное убийство. То, что эта идея была притянута сюда «за уши» с целью обойти миротворческую суть христианства, видно невооруженным глазом. Ее нелепость следует уже из того факта, что Иисус (Иса) в исламе был почитаем как один из его пророков, и, следовательно, его так называемый «гроб» никак не мог быть объектом надругательства со стороны сарацинов.
Причины и цели крестовых походов были на самом деле гораздо прозаичнее. Как уже отмечалось, это захват и освоение новых территорий, покорение или уничтожение коренного населения. Столь неблагородные цели никак не могли привлечь к себе благородных людей. Осуществлять их кинулся обездоленный люд со всей Европы: обедневшие дворяне, разорившиеся крестьяне, бродяги и просто уголовники. Собственно говоря, крестовые походы и задумывались для избавления Европы от этого опасного полукриминального сброда. И уже «поход бедноты» частично воплотил эту идею в реальность: многие из несчастных, участвовавших в этом походе, либо погибли от болезней и голода, либо были перебиты сельджуками.
Тому, что «христово воинство» не отличалось благородством и гуманизмом, можно найти подтверждение у некоего Петра Зухенвирта, цитируемого Лависсом в «Истории Тевтонского ордена». Речь идет о походе в Литву, предпринятом в 1377 году герцогом Альбрехтом Австрийским. Описание этого похода как нельзя более наглядно демонстрирует хищническую суть крестоносного движения, поэтому уместно привести его с минимальным числом купюр.
«В лето по Р.Х. 1377 доблестный герцог Альбрехт поднял крест против Литвы для того, чтобы получить достоинство рыцаря, ибо он справедливо думал, что золотые шпоры рыцаря больше ему пойдут, нежели серебряные шпоры оруженосца. Вместе с ним сели на коней пять графов и множество рыцарей и оруженосцев. Такого прекрасного ополчения никогда не было видано: оружие и убранство на людях и на конях слепило глаза своим блеском. Ни одному городу, ни одной стране на своем пути крестоносцы не делают ни малейшего зла. В Бреславле герцог приглашает к себе на пир прекрасных дам; они нарядны, как лес в цветущем мае, и замок полон веселья, танцев и смеха. Другой праздник в Торне, в Пруссии, где блещут алые уста и румяные щечки, жемчуг, венки и ленты. Танцам нет конца, и все идет честь честью. Оттуда ополчение едет в Мариенбург, где живет гроссмейстер Генрих Книпроде; благородный хозяин принимает герцога с полным парадом и щедро угощает гостей добрыми напитками и роскошными блюдами. Но особенно привольное и широкое житье, совсем как при дворах, пошло в Кенигсберге. Благородный герцог открывает ряд празднеств обедом в замке. Каждая смена блюд возвещается пением труб, на золотых блюдах разносят горы жаркого и печенья и в золотых чашах искрятся французские и австрийские вина.