Невеста „1-го Апреля“ (Шантеплёр) - страница 73

Это наслаждение, он его сильнее чувствовал на расстоянии, восстановляя его в своей памяти, может быть, преувеличивая его, и опьянял себя воспоминаниями об этой полной приключений жизни, утомившей его в свое время, но которая, отступив в прошлое, приняла соблазнительный облик, представлялась ему внезапно прекрасной и притягательной, подобно всем благам, о которых сожалеешь, когда они потеряны, и которыми иногда пренебрегал, когда владел ими.

Два месяца беззаботности, перемен, два месяца свободы! Предвидимые в будущем события таяли, исчезали в тумане…

Уехать! уехать! да! в этом было все!

II

Накануне этого пламенно желанного от езда, Мишель обедал в Кастельфлоре, где г-н и г-жа Фовель только что поселились вместе с детьми, радостно встретив Сюзанну, свободную за отъездом г-жи Бетюн.

Архитектор, строивший Кастельфлор, подражал немного строителю Трианон[18], и Колетта омеблировала его в этом духе, но очень легко и свежо с уступками „modern style“ в выборе и распределении светлой, затканной букетами кисеи, в покрытых лаком стульях, в изящных этажерках, в оригинальных и милых безделушках, в больших стройных лампах с причудливыми абажурами, в нежной живописи, бледной и немного химерической, в длинных хрупких вазах, живых цветах, беспрестанно возобновляемых, в утонченном нежном изяществе, которое она любила и от которого ее красота получала гармоническую очаровательность. Парк с его громадными аллеями из грабин, высокими и тенистыми, как церковные своды, с его лужайками-долинами, с тенью лип и дубов, где там и сям в зеленой полутени белелись статуи, спускался отлого до Серпантины, скромного протока, приветливо ласкавшего берега парка. И к тому море цветов.

Сюзанна была очарована сразу Кастельфлором; она в нем вкушала наслаждение чувствовать себя свободной, и к тому в обстановке легкой и приятной жизни.

Она была наивно счастлива видеть вокруг себя лишь веселые лица и драгоценные вещи. И в этот вечер совсем изящная в своем платье цвета „мов“[19] она, подобно самой Колетте, составляла часть дорогой, но не крикливой роскоши Кастельфлора, как и те растения, распускавшиеся в саксонских вазах, подле пастушек в кружевных платьях.

Может быть она это сознавала. Она весело забавлялась всякою мелочью: партией бильярда, навязанной ею Мишелю до обеда и проигранной с неловкостью дебютантки, альбомом, перелистываемым ею, именем, произнесенным г-ном Фовелем, звучность которого казалась ей комичной, каким-нибудь словом Жоржа, которого бранила мать, гримасой Низетты, когда она приходила пожелать „спокойной ночи“.