Утром наш отряд направился к Радишево. Как мы и предполагали, в самом городке устроиться было невозможно, все дома были заняты, и вступать в конфликт из-за жилья было бы глупо. Поэтому на окраине города мы начали копать землянки, благо лес для постройки у нас имелся. В принципе можно было разбить палатки, но на дворе не лето и простудиться можно нараз, а у нас каждый боец на счету. Обустраивались пару дней, но полученный результат грел душу и неожиданно принес поощрение: проезжавший мимо генерал очень удивился, что такое великолепие смогли сделать жандармы. Накрутив хвосты своей свите и потребовав сделать «как здесь», он гордо удалился. Оставленные офицеры подождали, пока кортеж не скрылся из вида, и отправились в город. Опыт перенимать никто не собирался. Да и хрен с ними.
Отправившись представиться командиру ярославцев полковнику Хитрово, вернулся оттуда Михайлов угрюмый. Видя его состояние, я старался не попадаться ему на глаза, в такие минуты капитан мог вышкурить любого так, что мало не покажется.
– Господин прапорщик, – обратился ко мне подошедший дежурный. – Вас господин капитан завет.
– Проходи, садись, – устало говорит мне Михайлов. – Что, выгляжу неважно?
– Так точно, господин капитан, – четко отрапортовал я. Не то у него настроение, чтобы по имени-отчеству обращаться.
– Ладно. Хреновые у нас дела, Сергей. Нас придали ярославцам. Вот так.
– Б… – Вот это называется песец. Похоже, все, отгуляли мы свое, живым мало кто уйдет. Пехота воюет так, что волосы дыбом встают. И теперь и мы хлебнем полную ложку, гадство.
– Что приуныл? Это еще не все. Нас влили в 12-ю линейную роту 3-го батальона. Вопросы?
– Кто командует ротой?
– Я. Но командиры остальных рот попробуют проверить нас на зуб.
– Вышибем зубы. Подавятся.
– Не перебивай, завтра поедем принимать роту. И вот там, – он показал пальцем наверх, – решили не объявлять, траур все-таки. Тебе присвоен чин подпоручика. Поздравляю, Сергей.
– Спасибо, Алексей Иванович. Извините, придется подождать, когда можно будет отметить это.
– Подожду. Все, можешь идти.
На следующий день Михайлов и я отправились представляться новому начальству. Без сомнения, мы произвели должное впечатление на попадавшихся на нашем пути офицеров: в чистейшей форме (пара саперов целый день приводила ее в порядок), с надраенными до блеска сапогами, мы, без сомнения, были воплощением хрустальной мечты самого требовательного строевика. Пословицу про одежку придумали не вчера. Вот только наград было немного. У меня их не было вовсе, а вот у капитана была кроме «клюквы» еще медаль «За усмирение польского мятежа», причем из светлой бронзы.