– Да с чего же, – отсмеявшись, сказал ты, – с чего ты решила, что он считает тебя куклой?
– А что, не видно? Он ведет себя со мной, как с пустым местом! Смотрит на меня, улыбается, но в голосе что-то такое… даже не знаю, как сказать. Словно делает одолжение, что со мной говорит…
Ты поднялся. И сказал спокойно:
– Да, я тоже это заметил.
Отошел к другому окну; глядя в сад, проговорил:
– Бывают люди, которым трудно побороть в себе предрассудки. При этом они все же остаются хорошими людьми. Я поговорю с Андреем. Он постарается.
Молчание. Я прошептала робко:
– Скажи…
– Ну?
– Это тот самый приятель… который посоветовал тебе завести меня? Тот самый, у кого живет прозрачная девочка?
Пауза.
– Или, может, другой, у кого девочка-с-пальчик? На столе в картонном домике?
Ты обернулся:
– Хватит.
Прошелся по комнате; остановился рядом со мной и спросил очень просто:
– Как ты думаешь, чего ты заслужила?
Я закусила губу. Сердце провалилось куда-то вниз.
– Того же, что и всегда, – проговорила нехотя.
– Сильно или слабо?
– Средне.
– Тогда ложись.
Я послушно слезла с подоконника и направилась к кровати.
– Слушай, – сказал ты уже почти ласково, когда я стянула с себя брюки и привычно легла животом вниз, – что с тобой случилось в последнее время? Ты стала какая-то нервная.
Я повернула голову набок, чтобы взглянуть на тебя – ты стоял, небрежно прислонившись к дверце шкафа. Мне вдруг мучительно, щемяще захотелось плакать, и я попросила, всхлипнув:
– Отпусти меня полетать.
Чуть скрипнула дверца.
Ты сделал шаг к кровати и, помедлив, тихо спросил:
– Разве я редко отпускаю тебя? Три раза в неделю. Не реже, чем прежде. Ты же знаешь, что чаще нельзя. Если чаще, ты будешь забывать обо всем. Ты разучишься быть человеком.
– Да, – сказала я, отчаянно, глубоко вздохнув. – Да.
– Тогда в чем же дело?
Не дожидаясь ответа, ты отворил шкаф и достал ремень.
– Расслабься.
Приблизился, похлопывая себя сложенным вдвое ремешком по колену.
– Ты б еще голой к нам вышла… как прежде, когда любила ходить по дому без одежды. Дурочка…
Боль обожгла тело.
После третьего удара я издала то ли стон, то ли писк – намеренно, в расчете на снисхождение. Удар, еще удар.
– А говорила – средне, – заметил ты насмешливо. – Переоценила свои сегодняшние силы… Терпи, мой друг, терпи.
Я вцепилась руками в покрывало. Мне не хотелось боли. Мне так мучительно, зверски не хотелось сейчас боли! Даже если она на самом деле слабая… я ведь знала это, но нервы, нервы!
Я уже плакала, не сдерживаясь, когда ты отбросил ремень и присел рядом со мной на кровать.
– Ну что ты, маленькая… Перестань. Ведь не было же по-настоящему больно…