Темно-карие глаза. Умное, волевое лицо. Сильные руки. Широкая грудь, к которой так легко прижиматься, прячась от невзгод… И это все. Я не могу представить тебя целиком.
Я не знаю, какой ты.
Я не знаю, не знаю, не знаю!
Вбегаю в свою комнату и, захлебываясь в плаче, падаю на кровать…
* * *
– Познакомимся? – Она смотрит на меня, улыбаясь. Большущие, как у куклы, и по-кукольному невинные, ярко-лазурные глаза.
Я отступаю на шаг и прячу руки за спиной.
Она оглядывается на тебя:
– Нехорошо.
Ты сидишь, непринужденно раскинувшись на диване, и тоже улыбаешься – такой знакомой многозначительной улыбкой. В ответ гостье киваешь и сочувственно прищелкиваешь языком.
– Как, по-твоему, может быть, стоит ее наказать? – спрашиваешь ты.
– Я тоже так думаю. Но после, – отвечает она.
Ты бросил на меня взгляд, от которого захотелось куда-нибудь спрятаться.
– Садись вон туда, в угол, – слова прозвучали холодно, это приказ.
В углу стоял стул, и я сама не заметила, как очутилась сидящей на этом стуле. Было стыдно до дрожи, словно меня уже сейчас наказывают.
Гостья пересела на диван. Ты рассказывал ей что-то, а она смеялась переливчатым смехом и придвигалась ближе, ближе. Наконец ее голова легла на твое плечо; ты взял гостью за подбородок и впился в ее губы страстным поцелуем. Я хотела встать и уйти, но с ужасом поняла, что не могу пошевелиться…
И вот она уже лежит, хохоча и извиваясь, на твоем колене, а ты быстро и уверенно расстегиваешь ее блузку. Визг отдается у меня в ушах. Она визжит так, будто ее щекочет сотня мужчин.
Огромные, как арбузы, груди послушно сминаются под твоими руками.
Она на диване, полностью раздетая; упруго изгибается тело, роскошное, точно на фото в цветном журнале… это неправильно, у обычных женщин не бывает таких форм! Ты ложишься на нее и входишь медленно, с наслаждением. Она стонет и содрогается всем телом.
Еще чей-то крик. Это кричу я. Я просыпаюсь.
* * *
– Ненавижу ее! Ненавижу!
– Успокойся, птичка моя… Это был сон.
Я билась и кричала; темнота душила меня, и душило одеяло. Я пыталась сбросить его, но ты не давал – крепко стискивал меня под одеялом и прижимал к себе.
– Тихо, тихо. Все в порядке.
– Она такая… такая… Мне жарко, убери одеяло! (Одеяло тут же исчезло – ты стащил его с меня и бросил на стул.) У нее голубые глаза! И волосы… я знаю, какие они, они золотистые… Она высокая, у нее розовые полные плечи, большая грудь… Отпусти меня! Я ее ненавижу!
Выдохшись, затихла. Ты по-прежнему удерживал меня, прижимая к себе, но молчал, и молчание это показалось мне жутким. Ну, говори же, упрашивала тебя мысленно, что угодно говори, только не молчи.