Я тряхнул головой. Чур меня, чур! По привычке трижды прикусил язык. До испытания атомного бича оставалось три долгих года, но я уже ни в чём не был уверен. Может, я очутился в какой-нибудь параллельной реальности, где немцы уже накопили достаточно урана, и местный Гейзенберг скоро состряпает первую «ядрёную» бомбу.
Где-то на полпути до запорошенного снегом крыльца за моей спиной хлопнула дверца, бодро рыкнул мотор, и раздался звук отъезжающего автомобиля.
Последние метры до особняка я преодолел в несколько прыжков. Какая к чёрту степенность и важность, когда тело коченеет и ты скоро будешь двигаться, как робот. Тут уж не до приличий, лишь бы оказаться быстрее дома, сбросить у входа шинель и сапоги, влезть в тёплые тапочки. Сесть перед потрескивающим камином в уютное кресло, закутаться в шерстяной плед и маленькими глотками потягивать пряный, пышущий паром горячий грог.
Я как это вообразил, так и застонал от предвкушения. А ветер словно решил подстегнуть меня. Уже когда я добрался до стылого гранита первой ступеньки, он навалился с правой стороны, захлопал полами шинели и так сильно толкнул, что я чуть не сверзнулся в наметённый за ночь сугроб.
Я взбирался на крыльцо, как альпинист на неприступную гору. Озверевший от моей настырности ветер бил с яростью обезумевшего боксёра и каждую секунду грозил свалить с ног, но я всё-таки добился цели. Довольный собой, вынул из кармана шинели тяжёлую связку ключей, выбрал тот самый, что походил на нос рыбы-пилы, и нацелился на чёрный глазок замка.
Ох и хреновая одежда у немцев, куда ей до наших тулупов и полушубков. А валенки! Я бы сейчас отдал всё, что угодно, за пару наших русских валенок. Конечно, они смотрятся не так красиво, как сапоги, зато тёплые и удобные.
Притопывая от холода, стараясь всё время повернуться спиной к оголтевшему ветру, я с третьей попытки попал трясущимся ключом в замочную скважину, с хрустом повернул. Внутри дубовой двери щёлкнул старинный механизм.
Я взялся за торчащее из пасти льва бронзовое кольцо. Дверь не поддалась. Тогда я рванул сильнее, край тяжёлого полотна оторвался от косяка на несколько сантиметров, но ветер невидимой дубиной махнул по тёмному от времени дубу и дверь с громким хлопком встала на место.
Я снова дернул за ручку. Бесполезно. Как будто обычная деревяшка в мгновение ока превратилась в плиту из египетской пирамиды. Мне стало не по себе. Я уже не чувствовал пальцев ног, да и руки окоченели настолько, что ладони напоминали ковши экскаватора. В животе заворочался страх, из маленького холодного комочка он быстро превратился в склизкий леденящий ком.