По сути, я обрекал людей на верную гибель, да и они, я думаю, прекрасно понимали, чем рискуют, и добровольно шли на это. В любом случае они должны были умереть. Судьба не оставила им шанса на счастливое избавление. Их везли в Дахау, а они убили охранников и сбежали. За это полагается казнь, значит, сдаться властям они не могут. Им оставалось сидеть в горах и ждать мучительной смерти от голода и холода, а тут появился я и предложил другой способ перехода в иной мир: быстрый, с оружием в руках и с пользой для общего дела. Тоже мне демон-искуситель, блин.
Морально я себя чувствовал архипрескверно. Читать, как люди решают чужие судьбы, — это одно, а самому оказаться в этой шкуре — совсем другое. К тому же Марика запала мне в душу и, кажется, в сердце.
Умом я, конечно, понимал: фактически она годится мне в прабабки, но, видя её такую молодую, такую красивую и обалденно сексуальную, я отбросил логику в сторону и просто хотел наслаждаться моментом.
Судьба закинула меня во времена её молодости, следовательно, и она, и я в одинаковых возрастных категориях. И мне плевать, что я родился в конце девяностых этого века, а она в начале двадцатых. Живу-то я здесь и сейчас и любить хочу здесь и сейчас, и какая разница сколько лет ей будет, когда я издам первый крик от шлепка акушерки в роддоме Љ 2 города-героя Волгограда.
Эти мысли пришли мне в голову, когда я уже ехал в Берлин. Шофёр спокойно посапывал носом на заднем сиденье. Пауль перестарался: дал слишком большую дозу снотворного. Кстати, об этом я не спросил. Где они взяли медикаменты? Наверное, там же, где и всё остальное: под сиденьем или в автомобильной аптечке, если они существовали в те годы.
Я снова вернулся к мыслям о Марике. Она мне определённо нравилась, и я был не прочь с ней замутить. Война — не помеха. Разве люди не любили в то время? Наоборот, когда смерть подстерегает на каждом шагу, простые радости жизни ценятся на вес золота. Хотя нет, они бесценны! Ведь настоящие чувства нельзя купить, продаётся только их видимость, да и то не всегда.
Чем больше я думал о девушке, тем больше склонялся к мысли, что обязан её спасти. Возможно, в этом и крылась моя миссия. А что? Вдруг она должна стать матерью будущего гения?
За окном давно уже проплывали равнины с аккуратными деревеньками и маленькими городками. Цифры на верстовых столбах указывали на близость Берлина.
«Опель» без труда обгонял одинокие грузовики и редкие легковушки, обдавал облаками снежной пыли понурых лошадей, запряжённых в покрытые брезентом сани. Временами по встречке двигались колонны «боргвардов». Дуги каркаса выпирали под тентами подобно рёбрам, отчего железные работяги смахивали на тощих коров.