– У меня была предсвадебная лихорадка… я испугалась…
– И поэтому прыгнула в чужую постель. Ты трахнула страховой полис? Засунула его себе между ног, чтобы почувствовать себя… защищенной?
– Дейв…
– Потому что я сам могу сделать это, если тебе так невтерпеж. – Он засовывает руку меж моих ног и грубо трет ткань над моей вагиной. Мужчина, скучающий в кроссовере на соседней полосе, заглядывает к нам в автомобиль в самый неподходящий момент. Он видит, куда Дейв положил руку, встречается со мной взглядом и удивленно приподнимает брови.
Я хватаю Дейва за руку и отталкиваю ее.
– Прекрати.
– Ага, значит, когда он лапает твою киску, ты чувствуешь себя в безопасности, а когда это делаю я, тебе противно.
– Да, когда ты делаешь это с ненавистью, мне противно.
– А ты хочешь, чтобы тебя ласкали с любовью?
– Да.
– Тогда сделай так, чтобы я почувствовал любовь.
Мне чудится, что сквозь пелену злобы в его голосе неожиданно пробивается искренность. Я поворачиваюсь, пытаясь разглядеть выражение его лица, но он упрямо смотрит на дорогу. В его словах есть что-то трагическое.
– Я не знаю, смогу ли заставить тебя почувствовать любовь.
– Он любит тебя?
Я не тороплюсь с ответом.
– Не знаю. Я даже не знаю, важно ли это.
– А ты?
– Ты спрашиваешь, люблю ли я его?
– Да… нет… я… – Его голос замирает, и он немного краснеет, смущенный своей собственной реакцией.
Машины на нашей полосе начинают двигаться. Свидетель дикой выходки Дейва остается позади, превратившись в смутный образ в зеркале бокового вида.
– Что ты хочешь узнать, Дейв?
– Я не верю, что любовь может просто взять и исчезнуть, – говорит он скорее себе, чем мне. – И все же то, что ты сделала… между нами было что-то… большое. Как ты могла так бесцеремонно обойтись с важными вещами?
У меня нет ответа.
– Ты думаешь, я желаю помучить тебя, – продолжает он. – Все может быть. Может, я хочу, чтобы ты испытала хоть десятую долю той боли, которую заставила пережить меня. Но я не верю, что наша любовь исчезла. Я не верю, что женщина, которую я любил, сгинула без следа.
– Я здесь, Дейв. Я никуда не делась.
– Нет, это не ты. Шлюха в овечьей шкуре… в ее шкуре! Это похоже на раздвоение личности или… или на нервный срыв.
– Ты считаешь, что я сошла с ума?
– Я считаю, что тебя надо спасать. – Он делает глубокий вдох. – И я собираюсь сделать это. Я буду твоим героем, хочешь ты этого или нет.
Итак, трагедия сменяется приступом безумия. Он все еще захватчик, который просит своего пленника воспевать ему похвалу, но, может, все похитители немного не в себе. Какая разница, на чем человек помешан, на религии, политике или любви? Фанатизм есть фанатизм: он приправлен сумасшествием, ошибочностью взглядов и, как ни странно, честностью. Фанатики искренне верят во всю эту чушь.