На этот раз я дожидаюсь Роберта. Я сижу в его кожаном кресле. У меня в стакане всего лишь вода, ничего, что могло бы сгладить острые углы или затуманить разум. Я не зажигаю свечей; в камине не горит огонь, никаких бархатных платьев и кожаных ремней. Сегодня я отвергаю фантазию. Сегодня мне нужна правда.
Он чувствует это, едва переступив порог дома. Ему хватает двух секунд, чтобы уловить мой боевой настрой, еще двух, чтобы подстроиться под него, стряхнув с себя романтичность.
Как он это проделывает? Как ему удается закладывать такие крутые виражи, словно он имеет дело не с эмоциями, а едет на спортивном авто? Как вообще человек может быть способным на такое?
Но Роберт всегда был немного большим, чем простой человек. Немного большим и, как ни странно, немного меньшим.
– Тебе не обязательно было вредить Дейву. Он не вредил нам.
Он изучает меня с секунду, словно пытается понять по моим словам и твердой линии рта, как много мне известно.
– Со временем он бы вновь принялся за старое. Я всего лишь нанес превентивный удар.
– Нет, – качаю я головой. – Не все можно мерить военными терминами. Мы не на поле боя.
Он с грустной улыбкой снимает пальто.
– Не обманывай себя. Все люди постоянно ведут какой-нибудь бой. Канва битвы меняется – другие враги, союзники, даже оружие, – но война продолжается.
– Я не собираюсь так жить.
– У тебя нет выбора. – Он садится на кушетку, берет меня за руку. – Ни у кого из нас его нет. Мы можем только решить, быть нам победителями или побежденными. Простыми солдатами или командирами. Вот и весь выбор. Я свой выбор сделал; и думал, ты тоже.
– Хорошо, пусть так. Мы с Дейвом подписали соглашение о прекращении огня, даже своего рода мирный договор. Нам не обязательно быть союзниками. Нам просто нужно было оставить друг друга в покое. Зачем ты вмешался и все испортил? – С каждым словом я набираю темп. Я чувствую, что нахожусь на грани истерики. Мне нужно сохранять спокойствие.
– Только не говори, что тебе жаль Дейва, – произносит он чуть ли не снисходительным тоном.
Роберт никогда не вел себя со мной снисходительно. Я не могу понять, к чему все это. Знаю только, что меня это бесит.
– Жалость никуда тебя не приведет, – напоминает мне Роберт.
– Правильно. – Я растягиваю слоги, отчего слово приобретает абсолютно иное, саркастическое значение. – Жалость и сентиментальность не для тебя. Мы не должны быть сентиментальными. Мы должны быть колесами для наших амбиций, только и всего. Никогда не складывать оружие, никогда не оглядываться и чтобы никаких компромиссов.