— Пойдемте, я вам кое-что покажу, — сказал вдруг Крекула, поднимаясь с дивана.
Вера неохотно спрыгнула на пол.
Он откинул в сторону тряпичный коврик и четырехугольный кусок линолеума, под которым обнаружилась не закрепленная в полу доска. Крекула достал из-под нее пакет. В нем лежали три книги по математике, обернутые клеенкой в красно-белую клетку. Там же оказалась пластиковая папка. Яльмар выложил содержимое пакета на кухонный стол.
Ребекка прочитала названия книг: «Многомерный анализ», «Дискретная математика», «Математический справочник».
— Это изучают в университетах, — гордо заявил Крекула. — Я не такой дурак, как вы, наверное, думаете, — добавил он сердито. — Загляните в папку.
— Но я ничего такого не думала, — оправдывалась Ребекка. — А почему вы прячете все это под полом?
Яльмар взял со стола книгу и пролистал ее.
— Мой отец и братья… — с дрожью в голосе отвечал он, — и моя мать, если уж на то пошло… О, это был целый скандал!
Ребекка открыла папку. В ней лежал аттестат о среднем образовании.
— Я занимался в свободное от работы время, — продолжал Крекула. — Вот за этим столом. Я учился, боролся. Математика всегда давалась мне легко, остальные предметы — хуже. С этой бумагой я мог бы поступить в университет, но…
И Яльмар вспоминает тысяча девятьсот семьдесят второй год. Ему двадцать пять лет. Все лето он собирался серьезно поговорить с отцом и Туре о своем выходе из семейного бизнеса. Он не хочет больше заниматься грузоперевозками; он будет учиться и жить на стипендию. Сколько раз бессонными ночами прокручивал он в уме предстоящий разговор! Иногда Яльмар мысленно обещал домашним вернуться в бюро, как только получит диплом. Иногда посылал их ко всем чертям и говорил, что лучше будет ночевать под мостом, чем жить с ними. Но в результате так ничего и не сказал.
— Да, это было непросто, — вздохнул Яльмар.
Ребекка подняла на него глаза, но ему не полегчало. Сердце его разрывалось на части. Крекула опустился на ближайший деревянный стул.
Тотчас подбежали собаки и принялись лизать ему руки.
Внезапно из глаз Яльмара брызнули слезы. Тяжесть на душе стала невыносимой.
— Какого черта! — всхлипывал он. — Это же моя жизнь! Я такой толстый… Я ведь работал, это была моя единственная…
Он не договорил и кивнул на книги, закрыв рот ладонью. Однако и дальше продолжал всхлипывать, не в силах унять плач.
— Вы захватили магнитофон? — наконец выдавил он из себя. — Вы ведь за этим приехали?
— Нет, — покачала головой Ребекка.
Она просто смотрела на него — единственная свидетельница его горя и слез. Она не задавала вопросов.