В перерывах между светскими раутами с изысканным угощением и шикарной публикой шофер возил их из парижского пентхауса Макса в его же личное шато и обратно. Бродя по гулким залам загородного дома, что располагался в долине Луары, Пенни знакомилась с бесценным антиквариатом, в свое время принадлежавшим множеству знаменитостей. Между славой и одиночеством так много общего… Пенни гуляла по дворцовому саду под пристальным взором пулеметчиков на крыше, а камеры наблюдения фиксировали каждый ее шаг.
Пенни до крови изгрызла костяшки пальцев, пытаясь приглушить собственный блаженный визг. По идее, если так злоупотреблять сексом на протяжении нескольких месяцев, запасов удовольствия должно хватить до конца дней. Временами ее посещали серьезные мысли – о голоде в Судане, например, – но стоило Максу ввести в нее очередной потрясающий продукт, как в голове воцарялась пустота. Эйфория стирала все. Не оставалось сил думать о застопорившейся карьере или зловещем будущем, что ждало ее дряхлеющих родителей в Небраске. Или о глобальном потеплении. Она была полностью погружена в свое тело, а время сузилось до сладостного здесь и сейчас. Прошлое и будущее исчезали; Макс уверенно держал ее в тисках настоящего. От его прикосновений рушился мир. Казалось, на свете нет ничего, кроме Парижа, постели и пульсирующего клитора.
Пенни получала все, что считалось нужным для счастья – наряды от «Гуччи», умопомрачительный секс, славу, – однако с каждым днем чувствовала себя все более несчастной. Вдобавок все без исключения ждали от нее вечной восторженности; никто и слышать не желал о невзгодах разочарованной Золушки, ведь в сказках полагается жить долго и счастливо.
Она чуть ли не подгоняла дни. Осталось только восемьдесят семь.
Умом Пенни понимала, что в ее возрасте можно и нужно отрываться по полной. Эх, напиться бы на искрометной вечеринке, которую Моник наверняка устраивает в эту секунду… Сойдет даже попойка в духе «Сигма хи», с пивными канистрами и студентами-мажорами, нарочно пугающими первокурсниц своей вечной эрекцией.
Оставаясь с ней наедине – что в пентхаусе, что в шато, – Макс не шел на разговоры; ему бы лишь испытывать новые тантрические штучки-дрючки. Пенни списывала такое поведение на стресс. До запуска «кончиков» оставался лишь месяц, а ведь все должно быть без сучка и задоринки. И тем не менее она старалась поднять ему настроение. Рассказывала анекдоты. Нахваливала его машины, прическу, манеру одеваться, однако Макс пропускал лесть мимо ушей.
Радости не приносил даже пресловутый парижский шопинг. По бутикам она гуляла которую неделю подряд. Лучшие дизайнеры соперничали за право ее нарядить. Что ни напялишь, все хором восторгаются, мол, до чего шикарно она выглядит. Даже откаты предлагали, если их лейбл засветится на особо значимом мероприятии. Короче, сплошное лицемерие и фальшь. Пенни понимала, что в дорогих тряпках смотрится глупо и что им нужна лишь реклама. А у нее шея толстовата и коротковата. Грудь чересчур маленькая. И даже несимметричная. Бедра чересчур широкие. Зеркала-то в ателье не лгут.