Вот и сейчас она принюхивалась, водя ноздрями по спертому воздуху, и выцветшим голосом сказала:
– Свежа ты, мать… или мне кажется?
Пенни замерла как вкопанная. Затаила дыхание.
– Духовитая, – проворчала старая карга. – Я чую. От меня не утаишь.
Спустив с плеч заплатанный сидор, она принялась черпать из него мох горстями. Осторожно извлекла крохотные яйца, приговаривая:
– Из Нью-Йорка, поди? Крюком через Омаху?
Помнится, Максвелл предостерегал, что Баба способна по вкусу гениталий определить всю интимно-половую биографию объекта.
– Сымай одёжу-то, – прошамкала старуха. – Лизать будем. Поглядим, какая ты студентка.
Шагнув ближе, ведунья выжидательно остановилась.
Пенни знала, что выбора нет. Мама и лучшая подруга, должно быть, уже при смерти. Значительный процент населения заражен едва ли не вирусом, в чье существование несчастные жертвы отказывались верить. Поэтому Пенни медленно сбросила с ног модельную обувь от Кристиана Лубутена, затем блузку и слаксы от Донны Каран, и наконец, следом отправились трусики «Ажан провокатёр». Оставшись нагой, если не считать лифчика «Виктория сикрет миракл бра», она принялась, в свою очередь, ждать.
Подволакивая ногу, Баба Седобородка приблизилась к гостье. Пятнистая дрожащая рука полезла Пенни в промежность.
– Ах! – Изумленный шепот: – Безволосая! Максвелл-негодник постарался?
У Пенни от страха отнялся язык. Она кивнула. Мол, сработал племенной узбекский способ с алое и кедровыми орешками.
Баба гордо ткнула морщинистой подушечкой пальца в растрескавшуюся кожу груди. Непрерывный обдув сухими ледяными ветрами так растянул ей молочные железы, что они теперь болтались пустыми мешочками, хлопая при всяком движении. Ведьма кивнула, пряча довольную улыбку в усах.
– Это я его научила.
Решительная в своих ласках, горная подвижница тем же скрюченным пальцем шутливо погрозила Пенни и, засунув узловатый кончик ей в вагину, сказала:
– Ох и сочна!
Палец – шишковатый, хрупкий, ни дать ни взять высохший сучок – зашел по кулачную костяшку. Старуха скрипнула:
– И восприимчива! Голуба моя, из тебя получится славная ученица.
Пока многовековая отшельница ее зондировала, Пенни старалась припомнить все, что любила в этой жизни. Например, катание в карете с Тэдом по Центральному парку. Торт-мороженое. Фильмы с Томом Беренджером. Затем на ум пришли сумочки от «Фенди», летние карнавалы с чертовым колесом и сахарной ватой. С теплой печалью она подумала о собственном восхищении в адрес Клариссы Хайнд и той радости до небес, что пришла к ней с присягой первой женщины-президента.