— Так что, комиссар, математикой займемся?
— Давай, — сказал Рокотов, вглядываясь в дальний угол, где Анна укладывала спать младшего, Володьку.
Пацан капризничал, хныкал тихонько. Лида уже спала, а старший, Николай, которому, несмотря на неполные пятнадцать лет, уже с год пришлось носить винтовку, еще не вернулся с поста.
— Так вот… — сказал Мартынов. — В наличии у нас тридцать семь человек. Одиннадцать раненых. Осталось, стало быть, двадцать шесть. Это со мной и тобой. Исключай пацанов-комсомолят… Их девять… Семнадцать получается. Семь человек на охрану лагеря — это кровь из носу… До Ракитного рукой подать. А ну Крюгер опять в лес полицаев погонит? А тут до сотни баб и ребятишек… Сразу не уйдешь, сам понимаешь… А эшелон важнецкий… Недаром вокруг него немцы как вокруг штабного поезда самого фюрера крутятся… Десять человек на такое дело — это, я тебе скажу, не просто… Тут надо голову крепкую.
Рокотов покачал головой:
— Я вот гляжу на тебя, Максим, и удивляюсь… Твоя дипломатия, брат, сразу видна… Я готов.
Мартынов утюжил ладонью коленку:
— Ты погоди… Я ведь не с тем… Может, мне сходить, а ты на хозяйстве…
— Тебе встречать москвича… У тебя с ним дела, а я с ним сбоку припека… А вдруг он ночью заявится?
— Оно-то так, да хворый ты… Температуришь небось? Тебя б в больницу на недельку, в тепло, да чтоб супец каждый день, да лекарства всякие…
— Не помешало б, — сказал Рокотов и оглянулся на Анну.
Та что-то нашептывала на ухо засыпающему Володьке. Тихо кашлянул и глазами показал Мартынову на дверь. Тот натянул на крутое плечо сползающую шинель и встал. Поскрипывая ступеньками, выбрался первым наружу. Попридержал дверь для Рокотова. Они молча постояли под мокрой, сочащейся дождем сосной, потом Мартынов присел на корточки:
— Гляди… Вот тут Готня… Тут Ракитное. Валить надо где-то в промежутке между Борисовкой и Готней. Тут и леса… Ребята вернулись, докладывают: немцы посты чуть ли не на каждой версте поставили. А в Готне бронепоезд… Думай…
— Есть одно место, — сказал Рокотов, — вот такое место. Помнишь, там дорога петлю делает, проселок… А железка косогор огибает… Если свалить эшелон в этом месте…
— Погоди-погоди… — Мартынов встал. — Там же до леса с километр. И железка над лугом нависает. Тебе ж не спрятаться там…
Рокотов нащупал кисет, хитро усмехаясь, скрутил цигарку. Наклонившись, прикрыл ее ладонями от дождя, прикурил, глянул в недоумевающие глаза Мартынова, коротко хохотнул:
— В том-то и дело, Максим… Как ты был председателем райпо, так и остался… На лугу мне нечего делать, друг ты мой ситцевый. Я сяду сверху, на косогоре, а заряд подложу двойной: под рельсы и под горку. Рвану эшелон, а потом накрою его вторым зарядом… С месяц потом провозятся.