Со вчерашнего дня, с проклятого взрыва в „ДиЭм“ в голове Габриэля поселилась ярость, бешеная и дикая. Он хорошо знал, что такое ненависть, и часто ненавидел все вокруг, да и самого себя — тоже, но сейчас все было по — другому. Пожалуй, в первый раз за всю жизнь у него была возможность излить свою злость на истинного ее виновника — и Дольер не собирался ее упускать.
Его считали угрюмым, резким и вспыльчивым, хотя он редко повышал голос, а еще реже — показывал свои чувства. Окружающие полагали, что такое может случиться, если Габриэля Дольера что‑то действительно задевает за живое, и, как правило, старались его не раздражать. Нельзя сказать, что они сильно ошибались. Но гораздо вернее было бы заметить, что на самом деле лидера Центра летной подготовки и тренингов задевает буквально все — просто он настолько привык к этому, что позволяет себе бурные проявления чувств только в самом крайнем случае.
Когда он впервые понял, что жизнь — несправедливая штука? Наверное, еще в его молодости было слишком много потерь. Мать Габриэля принадлежала к старой, еще земной религии, запрещавшей любые искусственные вмешательства в целостность человеческого тела, поэтому, когда доктора диагностировали у нее злокачественную опухоль, предпочла медленно угасать на глазах мужа и сына, но не пойти на операцию. А через некоторое время после ее смерти случилась трагедия с отцом. Однажды ночью двадцатилетний Габриэль проснулся от громкого крика и звучных ударов, треска раскалывающейся мебели. Выйдя на кухню, он обнаружил, что Сильвестр Дольер крушит кухонную мебель небольшим топориком для разделки сырого мяса и от души ругается.
— А, сын! — поприветствовал он Габриэля, когда тот появился в дверях, ничего не соображая со сна. — Полюбуйся‑ка на этих мерзавцев! Они убили Катрину, а теперь явились сюда, чтобы навредить и нам с тобой! Но они просчитались, сынок! С тех пор, как Кэти не стало, я никогда не сплю! Я всегда начеку, и им не удастся пройти мимо меня!
Он захохотал, и острое лезвие кухонного топорика хищно вгрызлось в пластик табуретки, оказавшейся на пути Сильвестра Дольера. Габриэль несколько минут молча смотрел, как бушует отец, а потом отправился в свою комнату и по коммуникатору связался с медицинской службой…
— Такое бывает от горя, — усталый доктор, приехавший с машиной срочной помощи, покачал головой, глядя на уснувшего Сильвестра, которому вкололи лошадиную дозу успокоительного. — Я очень сожалею, господин Дольер, но мы не можем оставить его дома, ему придется провести ночь в больничной палате. Надеюсь, завтра вашему отцу станет лучше, а после прохождения курса лечения он окончательно придет в себя. На вашем чипе считыватель оставил адрес нашей клиники, вы можете навещать господина Сильвестра в любое время.