Прижавшись щекой к деревянной балюстраде, Эрмин разразилась нервными рыданиями. Пьер поднял ее, как какой-то тюк, и, бросив на лестничную площадку, взгромоздился сверху. Она услышала щелчок расстегиваемого ремня. Эрмин тут же вспомнила, как Жозеф Маруа расстегивал кожаный ремень, чтобы наказать Симона или Армана. И тут же перед ее взором мелькнула картина: она сидит рядом со своим бывшим опекуном в тележке, в которую запряжен Шинук. Они возвращались из Роберваля, где она, робкая пятнадцатилетняя девочка, пела для постояльцев самой большой гостиницы в городе. «Жозеф тогда тоже выпил. Он привлек меня к себе, обнял за плечи и начал что-то шептать. Я испугалась. Симон предупредил священника… Боже мой, я не могу позволить Пьеру это сделать! Никогда я не изменю Тошану, никогда!»
Но мужчина уже лежал на ней, красный от возбуждения и задыхающийся. Верзила Пьер навалился на нее всей своей тяжестью, чтобы она не могла двинуть ни рукой ни ногой, и вновь впился в ее губы. Он уже задрал подол ее платья, Эрмин отчаянно отбивалась, погружаясь в неизбывный кошмар.
— Я люблю тебя. Ты же красавица! — заявил Пьер, покусывая сосок ее груди через ткань. — Я тебя люблю с давних пор. Это мне следовало на тебе жениться, сохранить тебя для себя.
Расширившиеся от ужаса зрачки потемневших голубых глаз остановились на насильнике.
— Пьер, Тошан убьет тебя, когда об этом узнает! Я все ему скажу! Вспомни, он был твоим другом! Что станет с твоей женой и детьми, когда ты окажешься в могиле? Ты принесешь несчастье двум семьям, потому что мой муж из-за тебя попадет в тюрьму. Ты этого хочешь? — плакала она.
Ее переполняли гнев и возмущение, она хлестала его по щекам, царапала изо всех сил. Слезы текли у нее из глаз, она не хотела покоряться, но он смеялся и продолжал делать свое дело. Почувствовав прикосновение его члена к своим бедрам, она изо всех сил начала звать на помощь.
— Замолчи! — заорал он. — Можешь ты замолчать, наконец?!
Ей показалось, что кто-то поднимается по лестнице, и она крикнула еще громче. Симон, ничего не понимая, уставился на них, потом схватил Пьера за волосы.
— Свинья! Оставь ее, мерзавец!
Узнав насильника, он лишился дара речи. Тот же, ничего не понимая, продолжал стоять на коленях со спущенными штанами. Алкоголь так и не выветрился у него из головы.
— Все в порядке, Мимин? — спросил Симон. — Как тебе не стыдно, Тибо? И не говори мне, что она этого хотела, я слышал, как она кричала. Не думал, что ты на такое способен. Ты просто сволочь. Приведи себя в порядок и убирайся отсюда!