Эрмин, свернулась в клубок, натянула на ноги подол. Она беззвучно рыдала, прикрывая лицо.
— Я был вне себя, — заявил в конце концов Пьер. — Это несчастье — так в нее влюбиться… Ведь она такая красивая!
Симон указал ему на дверь. В его взгляде не было ничего, кроме отвращения и презрения.
— Ступай прочь и никогда сюда не возвращайся! Что это за любовь такая, если ты хотел обесчестить Эрмин? Какое лицемерие! Уходи отсюда, и как можно быстрее!
Пьер сбежал по лестнице. Хлопнула дверь. Симон склонился над молодой женщиной. Нежно, совершенно по-братски, он провел рукой по ее волосам.
— Мимин, он ушел. Дорогая моя, маленькая Эрмин, благодарю Бога, что он надоумил зайти сюда. Думаю, я появился in extremis[78]… Твоя мать так часто говорит — in extremis…
Трогательная интонация Симона и его нежные прикосновения сделали свое дело. Эрмин начала приходить в себя.
— Мужайся, — проговорил молодой человек. — Черт возьми, как мне противно тщеславие некоторых мужчин! Я никогда бы не подумал, что Пьер может так обойтись с тобой. Все знают, что он изменяет жене. Вставай, Мимин, мне больно смотреть, как ты лежишь тут на полу!
Симон помог ей сесть, но Эрмин не могла поднять глаза, ей было слишком неловко смотреть ему в лицо.
— Ну, в чем дело? — тихонько спросил Симон. — Тибо не удалось добиться того, чего он хотел, все позади, Эрмин!
Симон привлек ее к себе. Она не могла произнести ни слова, сгорая со стыда, что предстала перед ним полуобнаженной.
— Поплачь, Мимин! Я считаю себя твоим братом и рад, что приехал в Роберваль сегодня днем. И знаешь почему? Шарлотта натирала новый паркет, и ей не хватило темного мыла и соды. Я сел на велосипед, решив, что прогулка пойдет мне только на пользу. Когда я проезжал здесь, то подумал, не выпить ли с тобой чаю… Но почему ты одна в доме? Где свекровь? Мадлен?
— Я организовала для них прогулку на баркасе, — начала объяснять она. — Все отправились туда. Стоит такая прекрасная погода! Исидор, друг Жерара Ларуша, должен был отвезти их на остров на пикник. Я же пошла к доктору Брассару. Думала вымыть голову и привести себя в порядок, может быть, Тошан приедет вечером… Знаешь, Симон, если бы Пьер меня изнасиловал, я бы никогда уже не смогла быть прежней, особенно с мужем.
Мысли Симона были где-то далеко, но он утвердительно кивнул. Его ужасали последствия подобного акта насилия.
— Господи… Вставай, Мимин, не век же нам сидеть тута на лестнице. Я спущусь в кухню, приготовлю чай. А ты пока переоденься.
Эрмин поднялась с помощью Симона. На предплечье проступили синяки, на правой щеке алела царапина.