— Хорошо!
Эрмин решила сама проводить детей в школу. Чаще всего по утрам этим занималась Мадлен. Но грядущий день обещал быть непростым. Эрмин решила ехать в Валь-Жальбер до полудня. Может быть, у Бетти уже родится ребенок. А если еще нет, она сможет оказаться полезной.
— Я позвоню папе, чтобы он приехал за мной и Луи, — сказала Эрмин сама себе.
Дом вскоре ожил: в привычной утренней суете смешивались болтовня, смех и беготня детей по коридорам и этажам, призывы Мадлен к порядку. Тала открывала все окна, чтобы проветрить комнаты и впустить в помещение солнце и живительный воздух с озера. Стены были выкрашены в светло-серый тон и цвет слоновой кости, к которым были подобраны занавески пастельных тонов. Лора купила мебель из резного темного дерева, что вносило в обстановку ноту буржуазности. В этом доме было приятно жить, Тошан признавал это каждый раз, когда возвращался сюда.
Эрмин в розовом шелковом платье и соломенной шляпе, украшавшей ее светлые волосы, убранные в прическу на затылке, сначала отвела Мукки в начальную школу для мальчиков, а потом проводила девочек. Все трое чинно шли рядом по тротуару. Их косы с вплетенными синими лентами, казалось, танцевали у них на плечах. Все девочки были в клетчатых фартуках и белых носочках. Подойдя к дверям школы, Эрмин произнесла:
— Надеюсь, вы будете хорошо себя вести. Сегодня я еду в Валь-Жальбер. За вами придет Мадлен.
— Мама, — запротестовала Мари, топнув ногой, — можно мы вернемся домой одни? Это ведь недалеко. Девочки над нами смеются.
— Отложим это до будущего года. Это не обсуждается, Мари!
— Тогда я хочу вернуться в другой дом, который в лесу. Там интереснее.
Лоранс укоризненно взглянула на сестру: ее жизнь в Робервале вполне устраивала.
— Быстро в класс, — положила конец спорам их мать. — Это и к тебе относится, Киона.
Однако девочка подождала, пока ее обгонят близнецы, и взяла молодую женщину за руку.
— Не сердись, Мимин, — почти шепотом попросила она. — Я бы хотела тебе улыбнуться, но мне так грустно…
Эрмин вздрогнула от этих слов. Она тщетно старалась забыть ужасные картины прошедшего дня, когда их старый друг Пьер показал свое истинное лицо — оказалось, что это грубый человек, который не может совладать с низменными плотскими инстинктами. Признание Кионы только усугубило ее отчаяние. Несмотря на солнце и весенний праздник природы, несчастье постоянно оказывалось где-то рядом.
— Почему же тебе так грустно, дорогая моя? — спросила Эрмин.
— Не знаю, — услышала молодая женщина тихий голос удалявшейся девочки.
— Не знаешь или не хочешь мне говорить? — настаивала Эрмин.