– Незачем мне идти, – покачал головой Николай. – Всё, о чём я думал, оказалось пустышкой. Дашу не нашли. Больные умирают так же, как и раньше, делаю я что-то, или не делаю. Плюс на мне ещё висит нанесение тяжких телесных двоим несовершеннолетним, наверняка чистым и невинным по биографии, как снег Гималаев. При желании, на меня можно навесить и всё остальное. И даже если нет – меня выпрут с кафедры с треском за одно подозрение. За один только факт того, что я вынес проблему за плоскость медицины, которая, как известно, omnium artium noblissima est, и упомянул всуе имена великих, и ей-богу, от души мной уважаемых докторов. Но ты как-то сдвинул тему… С другого же начал.
Николай вдруг поймал себя на том, что незаметно перешёл с Яковом на «ты». Он был здорово младше, и, наверное, сделал это зря, но извиняться теперь было поздно.
– За мной что, ФСБ ходит? А зачем? И вторые кто?
– Если бы за тобой ходило ФСБ, парень, – вторых бы не было. Чекисты ухватили бы их за шкирятник и поволокли бы к себе, задавать забавные вопросы. Есть ещё предположения?
– Есть. Но они совсем уж мрачные.
– Излагай.
Яков сделал рукой такой жест, будто вворачивал пробку в бутылку. Николай не успел перевести взгляд, и, посмотрев на свою кисть сам, внук дедовского друга усмехнулся.
– Чечены. Но это паранойя. Фигня это. Мне, как вернулся, один такой в каждом азербайджанце на рынке мерещился. Покупаю хурму, а сам шевелю ножик в кармане. 4 сантиметра лезвие, ни один блюститель не прикопается. Но сталь отличная. И чего я его носить перестал?
– Ноги надёжнее, – заметил Яков, и Николай закивал, – настолько его замечание было точным. Главное в рукопашном бою с вооруженным ножом человеком, как и в бою штыковом – это не отнять нож, не выбить его, не завалить противника каким-нибудь хитрым приёмом. Главное – без всяких исключений, для любого, – это в первую очередь уйти с траектории движения чужого ножа или штыка. В том числе и ногами, когда такая возможность есть.
– Хотели бы убить, убили бы, – сказал он вслух. – Никто бы не стал за мной ходить. Да и не представляю я никакой ценности. А тех, кто мог думать иначе, в живых уже не осталось никого.
Он подумал и всё-таки добавил: «Я надеюсь».
– Тебе нужно переводить стрелки, Коля, – сказал Яков после долгой, в минуту или полторы, паузы. – Причём срочно и радикально. Я не знаю кому и зачем это нужно, но кто-то принял тебя за крайнего в каких-то собственных неприятностях. Почему, по какой причине – это тебе виднее, я этого даже касаться не хочу. Но тебя, парень, завалят той самой недрожащей рукой, – просто чтобы снять хотя бы тень проблемы. Когда дело доходит до подобных масштабов – трупы кладут с пулемётной скоростью. Раньше, 10 лет назад, это делали на улицах. Сейчас – тихо и интеллигентно, с реверансами и креативностью.