– Ты пьёшь и не закусываешь. Есть бутерброд. Будешь? Бесплатно.
– Хорошая обслуга у меня – буду.
В одно мгновение перед Ромой на пластиковой тарелке появился ломтик хлеба с двумя колясками копчёной колбасы и веточка петрушки.
– Отлично, друг! – сказал Рома. – Умеешь услужить!
– Жалко тебя, – сказал бармен. – Ты годишься мне в отцы. Я тебя не знаю, и ты меня не знаешь, но я к тебе проникся.
Рома усмехнулся, сказал:
– Друг, я тебя знаю. По твоему бейджику: Орехов Иван. Хорошее имя, хорошее фамилия. Но имей в виду: важно сочувствие с жалостью не путать, разные это вещи. Может, поэтому тот, кто считает жалость хорошим чувством, удивляется, когда люди отвечают на его всякие добрые намерения агрессией. Я, конечно, не из тех людей. Я говорю тебе спасибо за бутерброд, а не за проявленную ко мне жалость.
– Ещё налить?
– Бесплатно?
– Хорошо, но только одну рюмку.
– Это по-нашему, друг! Тепло принимаешь. Теперь я понимаю, почему ходить в гости лучше осенью или зимой. Вона, на улице прохладно, а ты своей лишней рюмкой моё больное сердце согреваешь.
– Я оказываю внимание, так как начало рабочего дня, клиентов нет пока.
– Это понятно. Я знаю точно одно, друг: тебе места в аду не хватит. Ты добрый малый, таких бравых солдат не берут в преисподнюю. Скорей всего жизнь даст тебе пинка под зад, и ты улетишь в небеса. Но произойдёт это не скоро, сам понимаешь… Налей мне ещё рюмочку, я тебе сейчас историю одну расскажу. И пойду домой потом спать. Кстати, из моего окна, если взглянуть – этим я, видимо, никого не удивлю – видно кладбище. Кресты, могилки, венки, оградки, каштаны и сирень. А ещё – кучи кладбищенского мусора: салфетки, искусственные цветы, облезлые венки, спиленные ветки. Зимой это всё засыпано снегом. Летом – видится зелёный рай. Каждую ночь горит одинокий фонарь. А если восходит Луна, сторож не включает электрический свет, от этого становится жутковато. Чьи тела покоятся там? О чём они мечтали? Думали о чём? И ведь где-то они засыпали, и ведь с кем-то они засыпали?.. Бог ты, – водка мой язык подвешивает…
– Пожалуйста, – бармен пододвинул рюмку ближе к завсегдатаю. Рома откашлялся и, будучи тем самым евреем, только бедным, исполосованным русской повседневностью, но больше алкоголем, а стало быть – совсем обрусевшим, стал рассказывать:
– Это было лет двадцать назад. Так вот, бар «Брандмейстер». Здесь наливали приличное пиво. А главное – дёшево. Я туда заходил каждый вечер. Рома – тот мой знакомый тоже был Рома – приходил раньше, занимал самый дальний столик, откуда было хорошо видно посетителей, телевизор, а главное – в жару поток воздуха от кондиционера дул не прямо на тебя, а просто обдувал, понимаешь…