Уходя на работу, тетя Поля оставила мне приличную горсть семечек - до прихода вечером взрослых, когда на всех шестерых членов семьи будет сварен большой чугун картошки и подана капуста. Картошку, между прочим, варили только в "мундире", чтобы не было отходов при чистке.
Полузгав немного семечек, я вышел на улицу. Был конец марта и снег уже сошел. Вдруг
Посередине улицы появились цыгане -такая же толпа, которую я видел в Сталинабаде в самом начале войны. Они шли полосой, занимая всю улицу, шли свободно и уверенно, словно направлялись в гости или еще на какое - то празднество. На улице, кроме меня, никого не было От страха я бросился домой ( мне не было еще и десяти лет), и закрыл за собой калитку. При этом я успел заметить, что из края цыганской толпы, что была ближе к нашей стороне улицы, отделилась молодая цыганка (лет пятнадцати - шестнадцати) и решительно направилась к нашему двору.
Я сел за стол, перепуганный насмерть: "убьют" - первое, что пронеслось в моей голове. А в окно мне было видно, как та молодая цыганка быстро и решительно шла через двор к дому. Она решительно открыла дверь и вошла в горницу. Быстро окинула ее взглядом и поняла, что поживиться здесь нечем: старые матрацы, полупорванные ватные одеяла без пододеяльников да в красном углу в два ряда потемневшие иконы. Она села к столу на второй табурет и спросила меня властно и напористо: "Деньги есть?" Еле владея собой, я ответил: "Нету"... Она еще раз осмотрела наше нищее жилище и спросила: "А что есть? Масло, яйца, сало?" - "Ничего нету" - испуганно пролепетал я. "Врешь"! - с какой - то угрозой в голосе сказала она. И тут я, пионер и атеист, сам не зная, почему, поклялся: "Ей богу"! Она, как видно, поверила мне. " Ну ладно. Хоть семечками угости". И, не ожидая моего ответа, ссыпала в свою ладонь все мои семечки. Она тут же начала их грызть, бросая шелуху на пол. Ёще раз, вставая с табурета, еще раз быстро окинула комнату и как вошла, так же решительно вышла, оставив меня без какой - нибудь еды до вечера.
Вечером, когда тетя поля пришла с работы ( а она была старшей в доме), я рассказал ей о визите цыганки и как та отняла у меня семечки. К моему удивлению, тетя Поля не стала ругаться, а чуточку улыбнувшись, сказала: "Да это же цыгане. Что с них возьмешь"... И, вздохнув, поведала мне то, о чем я и не догадывался: " Ой, как немцы жестоко с ними обращались! Хуже, чем с евреями". К этому времени я уже много чего прочитал о геноциде евреев, знал о существовании лагерей смерти, читал стенографические отчеты о зверствах фашистов в Белоруссии, о расстрелах, о газовых камерах, в которых гибли люди разных национальностей, особенно евреи, но нигде ни строки не встретил о судьбе цыган.