Понятное дело, только по этим данным я не могла с уверенностью утверждать, что Ущепов попался Фирузову на крючок. Но это было уже кое-что. Теперь оставалось вытащить всю подноготную Ущепова, и можно будет отправляться к нему для более подробной беседы. Все в тот же обеденный перерыв Анастасия Юрьевна под большим секретом сообщила, что в прошлом у Ущепова были проблемы с законом. В чем точно они состояли, никто на фирме не знал, включая директора, но слухов ходило много. Поговаривали даже, что Ущепов судимый. Анастасия Юрьевна выразила сомнение на этот счет. Не верилось ей, что управляющий «Самостроя» возьмет себе в помощники хоть и бывшего, но все же уголовника. А вот я была готова поверить такому раскладу.
Я решила воспользоваться помощью моего давнего приятеля, Андрюхи Мельникова, и проверить, насколько сильно отличаются вымышленные факты от реальности. Андрюха трудился в рядах доблестных правоохранительных органов. Его рабочий день был ненормированным. По его собственному высказыванию, у полицейского неделя вмещала в себя не семь, а девять дней, и сутки его состояли из сорока восьми часов. По крайней мере, если мерить не часами, отсчитывающими минуты обычного среднестатистического гражданина, а количеством запланированных и выполненных за определенный период дел.
Мне повезло: Мельников оказался на месте, а не на выезде, дома у какого-нибудь алкаша, порезавшего соседа. И голос его звучал бодро и даже приветливо. Честно говоря, мне было немного боязно услышать в трубке знакомое «Мельников у телефона», сказанное хоть и официальным, но участливым голосом. А потом следить за сменой этого самого тона на ледяное равнодушие. Дело в том, что мы с Мельниковым находились в контрах. Вернее, это он объявил, что знать меня не хочет и чтобы я напрочь забыла все его координаты и больше никогда, ни под каким предлогом не смела давать о себе знать. В подобном положении беспрецедентного остракизма я оказалась впервые. И если уж быть до конца честной с самой собой, то попала я в это положение исключительно по своей вине. Я бы даже сказала – глупости. Андрюхин бойкот длился ни много ни мало две недели. За это время я звонила ему всего лишь третий раз, но, судя по тому, как прошли две предыдущие беседы, рассчитывать на то, что Андрюха внезапно сменил гнев на милость, было верхом самоуверенности.
А виной всему был мой безудержный язык. Две недели назад мне, как это частенько случается, понадобилась Андрюхина помощь. Профессиональная, естественно. Я пришла к нему в кабинет и выложила суть своих затруднений, на что получила ответ, вернее, не ответ, а совет: не мешать серьезным людям работать и не путаться у них под ногами, отвлекая от дел действительно глобальных. Мне бы промолчать, ведь видела, насколько Мельников измотан. И о сложностях по последнему делу тоже знала. А вот, поди ж ты, не сдержалась. Подвел меня язык мой, ох как подвел. С невинным видом глядя на Мельникова, я вежливо так спросила: