— Для нее это целая вечность. В ней той жизни, как у воробья. Помрет.
— Ну что ты все заладил: помрет, помрет! — сердито проворчал механик. — Ты ж не один в море. Среди людей.
— Я тут одним рассказал. Посочувствовали, — что-то сдвинулось в голове Слащёва: стало отступать отчаяние, прояснялись мысли. — Что еще можно? Море кругом. И все голодные.
— Люди все могут!
Механик присел на соседний стул, и они так долго сидели молча. Слащёв понял, что ничего больше он здесь не высидит, поднялся.
— Ты куда? — спросил механик.
— Не знаю, — откровенно ответил Слащёв.
— Посиди.
— Некогда. Дите помирает.
— Не мешай! Я думаю.
Через какое-то время он сказал:
— Капусты бы кочан. Или яблок с десяток. У моей бабы, когда третьего родила, тоже молока не стало. От нервов, что ли. Так моя мать ей капустные листы к груди прикладывала. Или яблоки в кашу перетолочь, и тоже.
— Помогло? — поднял глаза на механика Слащёв.
— Девять год пацану.
— Ну да. Это, если от нервов. А от голода?
Механик задумался, потом решительно встал:
— Пошли.
Они долго шли по длинному трюмному лабиринту, заполненному голодными и больными людьми. В каком-то закутке механик остановился. В тусклом свете Слащёв увидел одетую в ватные одежды старуху, и возле нее такой же, тепло укутанный, ватный сверток, из глубины которого виднелись только два любопытных глаза. Старуха сидела прямо на железном полу, вытянув в проход ноги, руку держала на свертке.
— Ну, здравствуй! Как пацан?
— А че ему скоится! Отогрелся, хлеб сосеть, чтой-то свое бормочет, — отозвалась старуха.
— Тебя звать-то как? Мужика твоего знаю, а с тобой не познакомился.
— Авдотья, — ответила старуха и насторожилась: — А че?
— Дите тут у ихней жены помирает. Третий день от роду.
— От болести? — коротко спросила старуха.
— Молока у барышни нету, с голоду. Что присоветуешь?
Старуха немного помолчала.
— С самых родов молока нету?
Механик вопросительно взглянул на Слащёва.
— С самых родов, — ответил Слащёв. — Третьи сутки девочке. Голодная. Сил плакать нет.
— Скверно! — изрекла старуха и, подумав, добавила: — Сахарю бы где достали. В води его распустить, пущай сосеть. Можно хлебушка нажевать и тоже подсластить. Энто не спасение, но какое-сь время проживет.
— А дальше что, Авдотья? — взмолился Слащёв. — Помоги. Век не забуду.
— А мне ничо не надо. Смогла бы, рази отказала б? — и, немного подумав, добавила: — У меня молоко отошло, в аккурат, в вакуацию. Дня четыре назад. Мне б чего горяченького вдоволь поесть, да с хлебушком, може, и возвернулось бы. У меня его много было, на землю сцеживать приходилось.