Теперь он стоял перед лестницей на второй этаж; ступени были мраморные, с вытоптанными за десятилетия плавными углублениями по самой середине. А в тот день – сколько лет прошло с тех пор? – лестница была ровная, почти новая. В день, когда он стоял здесь в первый раз, глядя, как сейчас, вверх на череду ступеней и задаваясь вопросом, куда они его приведут. Он подумал о времени, о его плавном течении. Аккуратно поставил ногу в первое гладкое углубление и начал подниматься.
И вот он уже в приемной перед кабинетом Гордона Финча. “Вы знаете, декан Финч уже собрался уходить”, – сказала секретарша. Он рассеянно кивнул, улыбнулся ей и вошел в кабинет.
– Гордон, – приветливо проговорил он, все еще улыбаясь. – Не бойся, я тебя надолго не задержу.
Финч рефлекторно улыбнулся в ответ; глаза у него были усталые.
– Садись, Билл, садись, очень рад.
– Я тебя надолго не задержу, – повторил Стоунер; он почувствовал, что голос странно крепнет. – Дело в том, что я передумал насчет ухода на пенсию. Знаю, что причиняю неудобство; извини, что так поздно, но… я все же считаю, так будет лучше. В конце этого семестра я заканчиваю.
Лицо Финча плавало перед ним, круглое, изумленное.
– Какого черта? – сказал он. – Что, кто-то на тебя давит?
– Никто не давит, – ответил Стоунер. – Это мое решение. Просто… я понял, что мне и правда нужен досуг кое для каких занятий. И отдых мне тоже не помешает, – рассудительно добавил он.
Финч был раздосадован, и Стоунер понимал, что он раздосадован не без причины. Он смутно услышал, что бормочет еще одно извинение; он чувствовал, что с лица до сих пор не сошла глупая улыбка.
– Ладно, – сказал Финч. – Я думаю, сейчас еще не поздно. Завтра же начну готовить бумаги. Надеюсь, ты все, что надо, знаешь о размере пенсии, о страховке и прочем?
– Да, конечно, – подтвердил Стоунер. – Об этом я подумал. Тут все в порядке.
Финч посмотрел на часы:
– Ты знаешь, Билл, я опаздываю. Загляни завтра-послезавтра, и мы обсудим все детали. А пока… я считаю, надо поставить в известность Ломакса. Я позвоню ему вечером. – Он ухмыльнулся. – Боюсь, тебе удалось сделать ему приятное.
– Да, – согласился Стоунер. – Боюсь, удалось.
За две недели до больницы надо было очень много успеть, но он посчитал, что справится. Он отменил занятия на два последующих дня и пригласил на консультации всех студентов и аспирантов, которые под его руководством вели независимые исследования, писали дипломные работы и диссертации. Он написал для них подробные указания, которые должны были помочь им довести работу до конца, и оставил копии указаний в почтовом ящике Ломакса. Он успокоил тех, кто запаниковал, считая себя брошенным на произвол судьбы, и ободрил тех, кто боялся перейти к другому руководителю. Он обнаружил, что таблетки, прописанные врачом, уменьшают боль, но при этом снижают ясность мышления; поэтому днем, когда он имел дело с учащимися, и вечером, когда в огромном количестве читал их неоконченные работы, он принимал таблетки лишь в тех случаях, когда боль была сильной и отвлекала от работы.