– Испытываю, сэр, очень даже испытываю. Семинар будет весьма полезен для моей диссертации.
– Мистер Уокер, вам следует знать, что это весьма специализированные занятия и я не поощряю участия тех, кого их тематика мало интересует.
– Я знаю, сэр, – сказал Уокер. – Заверяю вас, она меня чрезвычайно интересует.
Стоунер кивнул.
– Как у вас с латынью?
Уокер опять тряхнул головой:
– Прекрасно, сэр. Экзамена я еще не сдавал, но читаю очень хорошо.
– Французский, немецкий изучаете?
– О да, сэр. По ним я тоже пока не экзаменовался; я думал сдать все одним махом в конце этого года. Но я уже очень хорошо читаю и на том, и на другом. – Помолчав, Уокер добавил: – Доктор Ломакс сказал, что он уверен в моей способности работать на семинаре.
– Хорошо, – со вздохом сказал Стоунер. – Придется много читать на латыни; на французском и немецком гораздо меньше, можно даже и вовсе без них обойтись. Я дам вам список чтения, и в следующую среду мы обсудим вашу тему для моего семинара.
Уокер рассыпался в благодарностях и не без труда встал со стула.
– Начну читать не откладывая, – сказал он. – Я уверен, сэр, вы не пожалеете, что приняли меня в свой семинар.
Стоунер взглянул на него с легким удивлением.
– Мне такое и в голову не приходило, мистер Уокер, – промолвил он сухо. – Увидимся в среду.
Семинар проходил в небольшом подвальном помещении в южном крыле Джесси-Холла. От цементных стен шел сырой, но чем-то даже приятный запах, подошвы глухо шаркали по голому цементному же полу. С потолка посреди комнаты свисала единственная лампа, и светила она вниз, поэтому тех, кто сидел за центральными столами, заливало сияние, тогда как стены были серые, тусклые, в углах почти черные: гладкий некрашеный цемент, казалось, всасывал в себя потолочный свет.
В ту вторую семинарскую среду Уильям Стоунер на несколько минут опоздал; он произнес какие-то вступительные слова и стал раскладывать свои книги и бумаги на небольшом приземистом столе из мореного дуба, стоявшем перед доской. Потом оглядел небольшую группу участников семинара. С некоторыми он был неплохо знаком. Двое работали над докторскими диссертациями под его руководством; еще четверо учились на кафедре в магистратуре, а до этого студентами слушали его курсы; из остальных трое специализировались по современной литературе, один писал диссертацию по философии о схоластах, одна женщина за сорок, школьная учительница, пыталась получить диплом магистра гуманитарных наук во время творческого отпуска, и, наконец, присутствовала темноволосая молодая женщина, которая недавно устроилась на два года преподавательницей на их кафедру, чтобы за это время расширить до диссертации курсовую работу, написанную в одном из университетов на востоке страны. Она попросила у Стоунера разрешения ходить на семинар вольнослушательницей, и он ей позволил. Чарльза Уокера в аудитории не было. Стоунер еще немного помедлил, перекладывая бумаги, потом откашлялся и начал: